Виктор Иванович Коршунов. Часть 2
Все части этой статьи: часть 1, часть 2, часть 3, часть 4, часть 5, часть 6.
При количественном обилии — совсем немного случайных ролей. Нет срывов, метаний, есть постепенное набирание высоты, упорство стремления к умению и зрелости. За каждым из лучших созданий не только живой, жизненно узнаваемый, убедительный характер (предстающий еще и во «всеоружии» прекрасных природных данных актера: пластичности, мужественности облика, открытой улыбки, горячности темных глаз — Коршунов в полной мере обладает «положительным обаянием»), но еще и движение к типу, к человечески общему и человечески важному, что стоит за отдельной жизнью и судьбой.
В молодых ролях актера и тех, что были названы выше, и таких, как большевик-подпольщик Алексей в «Северных зорях» Н. Никитина, как начинающий советский дипломат, недавний матрос Белодед в «Признании» С. Дан-гулова, читаются судьбы поколений, юношей, «рожденных Революцией».
В наивной, по нынешним представлениям, стихотворной притче В. Гусева о «блудном сыне» знаменитого советского генерала, которого «исправила» война, трагедия потери отца, Коршунов, получивший первую большую роль, решительно уходил от регламента сюжетной схемы. В его Иване Рыбакове главным было не отцовское генеральство, не испорченность славой отца и всеобщим попустительством. Запоминались сияние улыбки младшего Рыбакова, ослепительная его молодость, жадное увлечение мирной, ставшей чуть легче, жизнью, воздухом которой Иван дышал во всю свою широкую и крепкую грудь.
Иван Рыбаков был задуман автором как персонаж едва ли не отрицательный, подлежащий постепенному и трудному исправлению. Актер победительного обаяния, Коршунов играл иную судьбу. Конфликт отца и сына читался краткосрочным и преходящим. Существенной оказывалась их связь, их скрытая до поры общность. И в юноше мирного советского времени в дни испытаний открывалась та же нерушимая нравственная основа, безоглядная способность не думать о себе — но о людях, человечестве, Революции, Родине.
Точный адрес времени — огненных двадцатых — проступал в краткой, оборванной на полуслове, трагической и светлой жизни комсомольца, сибиряка, дальневосточника Матвеева. Чистейшая вера в революционную идею горяча в его душе. Он любил в первый раз, хотел жить — и самозабвенно рвался к гибели. Не слишком образованный, лишь открывающий для себя богатства книжности и вековых человеческих знаний, Матвеев нес в себе поэзию вдохновенного самопожертвования, забвения себя ради великого дела, нетерпеливое желание подвига во славу Революции. В финале Коршунов играл не гибель, но бессмертие героя.
Актер постоянного физического тренажа, спортсмен, теннисист, человек «режима», отвергающий стихию богемного существования, Коршунов редкостно сохраняет форму и стройность, и упругость мышц, и лицо, как будто бы избежавшее возрастных примет. Понятно, почему молодые роли так долго оставались в его репертуаре, почему так не спешил актер расставаться с ними.
Кажется, он и сегодня, перейдя рубеж пятидесятилетия, может играть своих «молодых». Да он и играет их — в спектакле «Берег» по роману Ю. Бондарева. Роль советского лейтенанта весны 1945 года, позже — в мирное время — известного писателя Никитина, через три десятилетия приехавшего в составе литературной делегации в Западную Германию, вспомнившего в ослепительных подробностях военную свою юность и умершего в самолете на обратном пути домой, во многих театрах поручают двум актерам — молодому и старшему. Коршунов «принял на себя» оба возраста героя: юноши, явившегося в поверженную Германию не мстителем, но освободителем и гуманистом, и Никитина — зрелого человека, потрясенного встречей со своей первой полузабытой и возродившейся любовью.
