Самойлов Евгений Валерианович. Часть 2.
Все части этой статьи: часть 1, часть 2, часть 3, часть 4.
Цельность натуры, активность нравственных позиций, внутренняя чистота и благородство, душевная тонкость — вот определяющие качества современных характеров, близких Евгению Самойлову. И в лучшей работе классического репертуара актера — Гамлете — явственно проступали черты убежденного борца за счастье и свободу человека. Н. Охлопков отмечал, что в этой трагедийной роли Самойлов «...счастливо сочетает лучшие элементы романтической и строго реалистической актерской школы».
С подлинной трагической силой был сыгран Самойловым горьковский Антипа Зыков. В Ясоне («Медея» Еврипида) актер дал завершенную фигуру вероломного эгоиста и себялюбца, представляющего как бы моральный антипод излюбленных героев Самойлова. Уверенная и четкая пластика античного образа заставляла вспомнить о юношеском увлечении будущего актера, всерьез занимавшегося скульптурой и живописью.
Эта навсегда сохранившаяся привязанность, очевидно, помогла актеру развить прирожденное острое чувство формы. Нередко созданные Самойловым сценические образы оставляют впечатление монументальности — при всем их жизненном полнокровии. Значительность изображаемой личности всегда оттенена человечной простотой, сердечной искренностью. Так играет Самойлов князя Ивана Петровича Шуйского в «Царе Федоре Иоанновиче» А. К. Толстого на сцене Малого театра. Гордый, честный человек, отважный воин, широкая и страстная русская натура, он до конца убежден в своей правоте и неколебим в минуты тяжких испытаний. Живописный, размашистый облик Шуйского невольно вызывает представление о героях народного эпоса, былинных богатырях. Художественное обобщение не мешает актеру показать конкретный исторический характер, лицо определенной эпохи.
Историческое мышление присуще Самойлову и в образе герцога Андреа Дориа («Заговор Фиеско в Генуе» Шиллера). За помпезной монументальностью тирана, поправшего свободу Генуи, артист открывает сложную, неоднозначную сущность властителя.
Большинство персонажей, с которыми Самойлов встретился в Малом театре,— люди, чей большой и нелегкий жизненный опыт воспитал в них особую зоркость глаза, остроту и зрелость мысли. Они не растеряли свежести чувства, став, быть может, лишь сдержаннее в его проявлениях, не утратили оптимистической веры в добро. Даже изломанная и погубленная судьба горьковского Мастакова («Старик») не убила в нем этой веры до конца. Исключение в этом ряду образов составил, пожалуй, только Отец из «Криминального танго» Э. Раннета — респектабельный циник, сыгранный Самойловым с ясным пониманием социальной опасности данного типа.
Евгений Самойлов владеет труднейшим искусством воссоздания на сцене высокого интеллекта. В первой большой роли на сцене Малого театра — образе академика Бармина («Человек и глобус» В. Лаврентьева) артист захватывал напряженной, темпераментной, ни на секунду не затухающей работой мысли. Прообразом Бармина послужил академик И. Курчатов. Видя смертельную опасность, нависшую над человечеством, физик Бармин был вынужден отдавать громадный талант и волю созданию ядерного оружия. Жизнелюб и гуманист, он не мог во всей полноте испытывать радость научного творчества, однако им владело понимание патриотического долга перед Родиной, ответственности своей исторической миссии во имя сохранения мира на земле.
