О Малом театре, его традициях, о классике вообще и об Островском в частности. Часть 3.
О МАЛОМ ТЕАТРЕ, ЕГО ТРАДИЦИЯХ, О КЛАССИКЕ ВООБЩЕ И ОБ ОСТРОВСКОМ В ЧАСТНОСТИ
Б. АСЕЕВ
Конечно, это — традиции Щепкина: утверждение жизненной правды, работа над ролью как путь к перевоплощению в образ, сочетание труда и вдохновения, этические принципы актера... Все это верно. Но творческие традиции — это не только теоретическая постановка проблем, но в неменьшей мере и практическое осуществление их в игре актера. Пример: Щепкин поставил вопрос о значении верного понимания пьесы и роли. А какими средствами театральной выразительности актер добивался наиболее полного воплощения идеи спектакля?
По словам современников Щепкина, поражающая правдивость его искусстве сочеталась с известной театральной подчеркнутостью, экспрессивностью игры. «Толкующий комизм», находящий свое выражение в известной «форсировке» роли,— так определял своеобразие игры Щепкина вдумчивый и тонкий критик Ап. Григорьев. Сочетание органической жизни в образе с подчеркнутой театральностью было свойственно актеру Малого театра Живокини. Станиславский называл его гением и ссылался на его игру как на пример подлинного гротеска.
Проявлявшийся в разнообразных формах «толкующий» характер имел весь стиль старого Малого театра. Преувеличенность и подчеркнутость манеры игры актеров старого «условно-реалистического» театра отмечает П. Марков в работе «Новейшие театральные течения».
Можно ли не включать в традиции Малого театра эту смелую, яркую и благородную манеру, идущую ет Щепкина? И не эта ли традиция, оживающая в наши дни в классических спектаклях Малого театра, делает столь закономерным и органичным обращение его к островыразительным и театральным приемам современной режиссуры?
Новая манера постановки и исполнения Островского впервые была показана в спектакле «Правда хорошо, а счастье — лучше» (1965 г.). Б. Бабочкин решил эту мудрую, наивную и ироническую пьесу как откровенно театральное, яркое, веселое, а временами и грустное представление. Театр не ставил задачи создать у зрителя иллюзии подлинной жизни. Доскональное воспроизведение купеческого быта уступило место стилизованному и театральному образу его.
Но принцип стилизации в этом спектакле не имел ничего общего с эстетским любованием красочностью и экзотикой ушедших в прошлое форм жизни или старинным театром.
История любви приказчика-бедняка идеалиста Платона Зыбкина, в полной мере одаренного благородным донкихотством, — сюжет почти фольклорного характера. И рассказана эта история Островским как чудесная, мудро-лукавая театральная сказка, в которой честный труженик и «патриот своего отечества» одерживает верх над своекорыстными «мерзавцами своей жизни». Поэтому так естественна и органична для спектакля его форма, напоминающая о старом русском театре, о его театральности, о мелодраматических эффектах и комических трюках водевиля, — ведь это все свойственно содержанию и художественному стилю комедии. Поэтому так уместны и приемы лубка и народного фарса в манере игры комических персонажей, в декорационном и музыкально-шумовом оформлении спектакля.
В праздничную атмосферу старого театра публика попадала едва войдя в зрительный зал, где еще до начала представления играла музыка, звучавшая затем и в антрактах. Открывался занавес, и нашему взгляду открывались нарочито наивные, театрально-стилизованные декорации (художник Т. Ливанова): яблони со старательно выписанными плодами, смешная двухэтажная беседка с пузатыми колоннами и толстыми амурами, ярко-голубое небо с висящими на нем тремя облачками.