К новому. Часть 7
Начало: часть 1, часть 2, часть 3, часть 4, часть 5, часть 6
Постановщикам не удалось добиться полного художественного единства спектакля. Наряду с образами, исполненными памфлетио, гротесково, существовали персонажи, близкие бытовой комедии. По соседству со сценами, трактованными с режиссерским блеском, развивающимися в головокружительном ритме, как того и требует поведение людей, потерявших привычное жизненное равновесие, шли эпизоды с эксцентричными, бессодержательными трюками. Но в ряде сцен и образов театру несомненно удалось остроумно, сценически изобретательно высмеять ничтожность буржуазной морали, карьеризм и чванство мещан, достигшие своего апогея.
Гротесковый образ олицетворенного ничтожества, светской пустоты создал в роли секретаря министерства иностранных дел Нинкович Р. Я. Плятт. К тем же приемам яркого театрального гротеска прибегала исполнительница роли новоиспеченной министерши Живки Попова В. П. Марецкая. Характер острого сатирического памфлета приобрел такие эпизоды, как сцена обучения Живки манерам высшего общества или сцена раздачи родственникам государственных субсидий и наград. Театрально обостряя содержание этих сцен, режиссура и исполнители делали особенно ярким, зримым их социальный, политический смысл.
Театр все свободнее, все легче переходил в своем творчестве от одних жанров к другим, пробуя и такие, которые были ему прежде не доступны, выбирая в первую очередь наиболее близкие ему на новом этапе развития. Светлая, гуманистическая, глубоко человечная тема активно входящая в искусство коллектива, получила развитие в первые в послевоенные сезоны в постановках двух пьес А. Н. Островского — «Красавец-мужчина» (1945) и «Без вины виноватые» (1948). Оба спектакля были решены в лирическом ключе, в центре их были горестные женские судьбы, о которых взволнованно и поэтично рассказывал театр.
В «Красавце-мужчине», поставленном Ю. А. Шмыткиным, это была судьба жены Окаемова, чистой, доверчивой Зои, слепо, безгранично любящей мужа, с трудом и болью разочаровывающейся в нем. С тонким проникновением в драматическое содержание роли сыграла Зою О. А. Викландт.
В спектакле «Без вины виноватые», осуществленном Ю. А. Завадским и М. П. Чистяковым, важное место занял первый акт пьесы, часто рассматриваемый постановщиками как обязательное, но не очень нужное вступление. В трактовке В. П. Марецкой роли Любы Отрадиной первый акт превратился в законченную поэтическую новеллу. О разбитом женском сердце, омраченной человеческой весне, попранной юности с большим душевным подъемом рассказывала актриса. Исполнение было тем драматичнее, глубже и даже трагичнее, чем ярче оттеняла она светлые, радостные, весенние черты характера героини, горячо тянущейся к счастью, к любви.
Но эти новые работы театра над пьесами Островского, как и npeдшествовавшие им в годы войны постановки «Женитьбы Бальзаминова» и «Не все коту масленица», также не были свободны от внешней, поверхностной театрализации. Коллектив не находил еще художественно-точного подхода к идейно глубокому и одновременно театрально выразительному решению пьес великого русского драматурга, в особенности к воплощению обличаемых автором персонажей, носителей морального и общественного зла. В сценическом воплощении драматургии Островского театр имени Моссовета продолжал отставать от других коллективов — в эти годы были осуществлены уже такие интересные постановки, как «Последняя жертва» в MX AT, новая редакция спектакля «Волки и овцы» в Малом театре, «Бешеные деньги» в театре имени Ермоловой и др.
Театр имени Моссовета знал период крена в вульгарно-социологическое толкование произведений Островского, затем — увлечение внешней театрализацией сценического действия. Коллективу все еще не удавалось органически объединить в характерах героев Островского бытовую конкретность с психологической тонкостью, глубину социального анализа с особым, присущим данному драматургу ощущением сатиры на сцене. Сравнивая исполнение В. П. Марецкой роли Отрадиной с игрой других участников спектакля «Без вины виноватые», Г. Н. Бояджиев писал: «Приходит на мысль такая аналогия; актеры оделись и загримировались, декорации были развешаны, бутафория была разложена по своим местам, рампа зажжена — раздался третий звонок, и пошел занавес. Но случайно оставили открытым окно, ворвался яркий дневной луч, и на сцене внезапно все померкло. Живой свет выдал искусственность театрального мира. А не будь этого луча, все могло бы казаться вполне естественным».
Продолжение: часть 8, часть 9, часть 10, часть 11, часть 12, часть 13, часть 14, часть 15, часть 16, часть 17, часть 18, часть 19, часть 20, часть 21, часть 22, часть 23, часть 24, часть 25, часть 26, часть 27, часть 28, часть 29