Пресса о театре "Современник" (Книга "Современник, 80-е годы"), Часть 2
Начало: часть 1
Театр и актер Олег Табаков — исполнитель роли Александра в спектакле «ОБЫКНОВЕННАЯ ИСТОРИЯ» — разумеется, штудировали работу В. Белинского, и больше того, видели в ней одну из основ собственного художественного решения. Но именно собственного, учитывающего в первую очередь взгляды нового зрителя. Именно поэтому обыкновенная история — история того, как молодой человек «обкатывался» на дорогах жизни, одну за другой терял иллюзии — эта история представляется театру не столько закономерной, сколько трагической...
Вспомните, в самом деле, каким является перед нами Александр Адуев поначалу? Безусловно положительным, безусловно привлекательным, безусловно искренним в своих стремлениях и клятвах рисует нам Олег Табаков своего героя. И та любовь, которую он завоевывает у зрителя, является важнейшим моментом режиссерского замысла.
...Финал, в котором Александр Адуев предстает перед нами вполне «отформованной» личностью, впечатляет тем сильнее, что по контрасту к нему дается другой финал — финал жизни его дядюшки, Петра Адуева.
Здесь мы оказываемся свидетелями горького парадокса: человек, первым выливший ушат холодной воды на восторженную голову Александра, останавливается в растерянности перед последствиями собственных поучений... Елизавета Александровна (Е. Толмачева), его жена, натура пылкая, прелестная, великодушная, тоже слишком прилежно выслушивала наставления мужа. В увядшей, равнодушной женщине он с сердечной болью видит свое второе создание. Беспроигрышная система подвела...
Н. Лордкипанидзе
«Правда», 1967, 13 сентября
В спектакле «НА ДНЕ» «Современник» беспощаден к своим героям. Он не закрывает глаза на то, что Сатин — шулер, а Барон душевно уничтожен. Вместе с тем театр заставляет чувствовать: за стенами огромного, темного подвала, наполненного потерянными людьми, бушует жизнь. Этот подвал лишь по-своему выражает несправедливую, безнравственную жизнь. Здесь восприятие действительности обострено. Люди не в силах проститься со своим прошлым, оно то и дело приходит на память — Актеру (В. Никулин), Барону (А. Мягков), Бубнову (П. Щербаков) да и всем другим. А Лука — один из тех же неустроенных людей. И. Кваша играет его 
простым и строгим, без преднамеренной хитрости и фальшивой религиозности. Он не находит правды в ночлежке, как не отыскал ее пока нигде. Напрасно ищущий ускользающую истину, испытавший много горя старик, сколько это в его силах, утешает умирающую Анну, пытается вернуть Актеру веру в творчество, советует молодой паре бежать в просторы Сибири. Но сам-то он бредет дальше без особой надежды. Атмосфера тревожной, страшной жизни ночлежки передана «Современником» с полнотой и нервностью.
П. Марков, «Правда», 1969, 27 июня
Шаг за шагом исследует театр в спектакле «БАЛАЛАЙКИН И К°» этапы и стадии деградации душ, и временами кажется: едкий, убивающий сарказм, столь отчетливо выраженный в талантливом исполнении В. Гафта и И. Кваши, — единственное, на что могут рассчитывать их герои. Кажется до тех пор, пока фантасмагория самопредательств не прерывается пронзительным человеческим стоном,— здесь становится ясно, что замысел театра сложнее и глубже.
Свободная, раскованная естественность всегда была сильной стороной искусства «современниковцев». В последнее время театр искал пути и к сценической аллегории, реалистической условности, гротеску. В «Балалайкине и К°» реалистический гротеск доведен режиссером, актерами, художником до виртуозности.
К. Щербаков «Комсомольская правда», 1973, 26 октября
Как и все спектакли, поставленные в «Современнике» Г. Волчек, «ВИШНЕВЫЙ САД» строится на доверии к актеру, и силен прежде всего именно этим.
...К чему же стремится «Современник» и отчего в спектакле едва ли не равно важны как точность актерского понимания, так и легкость актерского исполнения? Важны оттого, что современность взгляда на события исторические он соединял, хотел соединить с историческим осознанием прошедшего. Судить о героях с позиций не только сегодняшних, но включить их в череду прошлых дней и через них, через их жизнь и судьбу постичь это прошлое.
Н. Лордкипанидзе «Неделя», 1976, 12 декабря
