Лев Аннинский. "30 ЛЕТ ВЗАИМНОСТИ" (Часть 5)
Ранее: Часть 4
1998 – ВЕШНИЕ МАРИВОДЫ
То, что Екатерина Еланская поставила Мариво, не вызывает сомнений по части вкуса: изящество, воздушная легкость и шипучий шарм знаменитого француза вполне соответствуют стилю «Сферы» с ее весенней, летящей, зелено-голубой певучестью. Сомнения у меня вызвала актуальность этой затеи: что можно извлечь из «Игры любви и случая» сегодня, когда пьесе 160 лет? Грациозность переодеваний? Пейзанские радости времен Марии-Антуанетты? Так она плохо кончила. Вот сюжет. Господа и слуги меняются костюмами и продолжают свои любовные игры. Вся прелесть в том, что новоявленный простолюдин продолжает выписывать котильонные па и тянуть ножку, а новый аристократ лузгает семечки и сплевывает шелуху в шляпу. И вдруг понял. Прикиды-то нашенские. Горячка ролевых перестроек. Новые русские тянут ножку на паркетных презентациях, а потомственные интеллигенты в думском загоне тузят друг дружку и делают вид, что они распоясались. Разумеется, в «Сфере» политики никакой. Здесь все тонко, возвышенно и отрешенно. Но сквозь ритмы рококо ловится учащенный весенний пульс и дышит нетерпение любовной хватки. Мариводаж! А говорили, что музейное... Отнюдь! Россия видна через щели мировой истории.
значит, не пропадём?
Стринберга вообще нечасто у нас ставят, а уж «Эрик XIV» - вовсе экзотика. Впрочем, венценосного безумца сыграл когда-то Михаил Чехов. Если же идти дальше в театральную историю, то найдется и такая связь: сын изведенного монарха (мальчик, который бегает по сцене и детским голосом комментирует события), выросши, закончил дни именно в России. Но это все - шестнадцатый век. Екатерина Еланская ставит спектакль на пороге века двадцать первого. Что нам до тогдашних шведов? У нас в то время свой Грозный безумствовал. А вот что: Стринберг все время колеблется. Он вообще всегда колеблется: между естественно-научной причинностью и оккультизмом, между той и этой вывороченностью, между аристократизмом плебса и площадным блудом венценосцев, между «да» и «нет». Это нас и завораживает. Венец колеблется на голове короля. Голова еле держится на шее. Всеобщее безумие концентрируется во дворце. Благородство оборачивается глупостью, логика - абсурдом, тупой гонор - триумфом. Однако как-то ведь люди живут посреди этой стокгольмской кровавой бани! Самый умный говорит: «Я ничего не понимаю». Самый честный - детским голоском андерсеновского ребенка: «Когда это кончится?» - Никогда! - отвечают ему взрослые дяди в финале спектакля «Сферы», и в духе этого театра стараются уврачевать наши души, покрывая безысходность трагедии безудержностью площадного веселья. Значит, не пропадем?
а музыка, музыка?
«Сфера» - театр, пронизанный музыкой. В конце концов, пропетых и канувших песен жалко. Александр Малов собирает мелодии, прозвучавшие в спектаклях за многие годы (автор большинства мелодий он сам), ставит микрофоны в кафе театра, зовет в круг классных музыкантов (завмуз «Сферы» Евгений Иванов, завмуз находящегося по соседству «Эрмитажа» Александр Пожаров... всех не перечисляю). За столиками - гости. Концерты наречены «Священными забавами». Один состоялся в последний день января 1996 (вышла аудиокассета). Второй - в последний день февраля 1997 (на этом я был). Что говорить о мастерстве - профессионалы! Скажу о тональности, об ауре. Малов, вполголоса поющий в микрофон, похож на большого доброго медведя, окармляющего вверенное воеводство. Камерная задушевность входит в странное и острое взаимодействие с классическими текстами. Блок, Есенин, Заболоцкий - вьюга, холод, кандальники. Старики-зеки, замерзающие под созвездьями Магадана... А здесь - тишина и тепло. Полешко возле печки. Можно выстругать Буратино. Папа Карло, размышляющий, строгать или не строгать, впадает в интонации знаменитого политика. Ирония тепла и беззлобна. Круг размыкается в прекрасную несбыточность: возникает что-то древне-китайское, жасмин, орхидеи... Автор, имя которого стерлось в веках, делится опытом: пока мы славно так проводим время, «боюсь, придет династии конец»... Прелесть какая.
Продолжение: Часть 6