Фарс с намеком
Главный театр показал премьеру оперы «Золотой петушок» Римского-Корсакова в постановке Кирилла Серебренникова. За дирижерским пультом стоял музыкальный руководитель ГАБТа Василий Синайский. Как и ожидалось, спектакль был полон язвительности в фирменном стиле постановщика.
Актуальный режиссер и в Главном театре воплотил тезис «современная сцена должна стать побуждением к мышлению». От беспощадного Кирилла все ждали ударов не в бровь, а в глаз и, разумеется, дождались. Серебренников (он же вместе с художницей Галей Солодовниковой и сценограф) сосредоточился на приметах новейшей российской истории с экскурсами в прошлое. Действие происходит в некой абстрактной, но как бы и знакомой государственной резиденции, где правит царь Додон – вальяжный дядька в дорогом костюме. Мелькают снайперы и чиновники-подхалимы, генералы и раздобревшие домработницы, охранники с собаками и деловые молодцы с компьютерами, члены Думы в древнерусских шапках и «понаехавшие» простые трудяги. Визуальная эклектика, смешавшая век нынешний и век минувший, повторится неоднократно. А пока на сцене бьется в присядке военный ансамбль, размашисто шагает караул и процветает «додонство».
Царь (его монолог остроумно решен как доклад «по бумажке») уверен, что его прихоть и приказ – «вот закон на каждый раз». Вокруг правителя люди, у которых, как сказал постановщик в давнем интервью, «мозг непосредственно переходит в кишечник и прямую кишку». Додон просит совета о войне, но Дума не знает, что делать, решают, что неплохо бы погадать, вот только на чем – на бобах или квасной гуще? Дряхлый – песок сыплется! – Звездочет приводит вещего мальчика, он станет Золотым петушком, похожим на герб страны – двуглавого петуха, он же смесь орла с цыпленком табака. Война застает царя врасплох: он царствует, лежа на боку, и видит сны, один эротический, с толстыми ключницами, танцующими в лифчиках, другой похоронный, о собственной смерти. Поспешно обратившись к религии и прихватив термос с чаем, правитель едет на фронт, а на сцене происходит метаморфоза. Дворец превратился в мистические и (с помощью 3D-технологий) светящиеся руины со стоящими гробами, среди которых появляется Шемаханская царица. Загадочная личность, похожая и на восточную красавицу, и на западную миллионершу, тут служит знаком судьбы и завесой иллюзий перед лицом реальности. Распаляя царя песнями в атмосфере «ужастика», Царица добьется собачьей преданности: у дураков и страсть дурацкая.
Генералы будут подобострастно держать перед ней свинцовые зеркала (они же – изнанка крышек гробов). Полководец Полкан надоест солдафонским ухаживанием (за что лишится головы, услужливо поданной царице на блюде). А ополоумевший от страсти царь по капризу девицы спляшет русскую на костях убитых сыновей, чьи души (в образах мальчиков) летают тут же, и укроет стан красавицы роскошными шубами. Любовь – это, по Серебренникову, чудо, прошибающее даже додонов. Третье действие сделано, как парад в столице. Ее отупевшие жители поют верноподданные песни и участвуют в проплаченном митинге, переодеваясь в посконные сарафаны и майки с надписью «ваши мы, душа и тело» (цитата из либретто). Мимо правительственной трибуны проходят «люди с песьими головами» в черносотенной форме, тут же упражняется спецназ и дети-головастики с пластмассовыми улыбками, размахивающие леденцами-петушками. Апофеоз показухи – проезжающая баллистическая ракета, символ военной мощи только что разгромленного в сражении царства.
Среди вдохновенной, но перенасыщенной суеты чуть не забылось, что мы все-таки на опере. Между тем музыкальные достижения постановки значимы сами по себе. Это в первую очередь оркестр под управлением Василия Синайского. Он давно говорил, что в партитуре находит подтверждение далеко идущим фантазиям Серебренникова. На премьере сходство благодаря искусству дирижера подтвердилось. Бас Владимир Маторин, которого непривычно было видеть без бороды, восхитил сочностью образа Додона. Венера Гимадиева, солистка Молодежной оперной программы театра, играла качественным сопрано в партии Шемаханской царицы. Проникал в душу звонкий клич Петушка (Анна Хвостенко). Но отчего тенор из Америки Джефф Мартин (Звездочет) пел фальцетом? И почему так неотчетлива дикция у русских певцов в русской опере? В 1907 году, когда «Петушок» был написан, эта вещь прослыла крамольной. Возможно, такой ярлык пришьют и нынешнему спектаклю. Но у режиссера есть мощные союзники – композитор Римский-Корсаков и либреттист Бельский, в свое время немало натерпевшиеся от царской цензуры, а также поэт Пушкин. В сущности Серебренников, сочиняя символистский фарс, всего лишь воплотил слова «сказка – ложь, да в ней намек». И будем надеяться, что право режиссера на высказывание защитит наш Александр Сергеевич. Даже защитникам «устоев» и людям без чувства юмора будет трудно обвинить классика в отсутствии патриотизма.
Майя Крылова, газета "Новые известия"