Наброски на сцену
«Записки русского путешествия»
Московский театр «Школа современной пьесы» показал премьеру спектакля Иосифа Райхельгауза «Записки русского путешественника» по пьесе Евгения Гришковца. Драматург из Калининграда — последняя мода у продвинутой театральной публики, но до сих пор он работал на сцене в одиночку.
Двух моноспектаклей Гришковца, «Как я съел собаку» и «ОдноврЕмЕнно», показанных в Москве с интервалом в год, оказалось достаточно, чтобы его имя превратилось в пароль. Смотрел Гришковца — значит, в курсе новых веянии, не смотрел или, хуже того, не слышал этого имени — значит, лапоть и ретроград. Притом в обоих моноспектаклях Гришковец просто выходил к публике и рассказывал о своем личном опыте — о службе в армии, о детских страхах, об утренней хандре, о вечерней телепередаче или смутной охоте к перемене мест.
Как осознать единение с течением жизни? — вот вопрос, не ставить который строго и с пафосом у Гришковца хватает вкуса, но который витает над всеми его сочинениями. В том числе и над «Записками русского путешественника», пятью короткими диалогами для двух актеров.
Все это необходимо было сказать, чтобы объяснить тревогу перед афишей «Школы современной пьесы». С одной стороны, понятно, что нельзя всю жизнь выступать в жанре one man show и эксплуатировать найденную интонацию, сколь обаятельной и свежей она ни была бы. С другой стороны, возможно ли в случае Гришковца разделить автора и героя, передоверить его слова тем, для кого они будут всего лишь выученным материалом?
В целом операция отчуждения текста от автора прошла удачно. Во всяком случае, несмертельно. Понимая щекотливость ситуации и риск исполнения такой драматургии, театр подстраховался: пьесу назвали «набросками к пьесе» а жанр постановки обозначили «репетицией». Режиссер Иосиф Райхельгауз во время представления не покидает сцены, присматривает за артистами, изредка подает им реквизит, включает-выключает радио и, не произнося ни звука, всем своим видом показывает, что происходящее — род эксперимента.
Василий Бочкарев и Владимир Стеклов экспериментаторами себя не ощущают. Смотреть спектакль можно и не зная перипетий творческой биографии драматурга. Происходящее на площадке смешно и узнаваемо. Герои наперебой вспоминают о детских путешествиях к морю, разговаривают по телефону и заинтересованно болтают о всякой повседневной чепухе. Цепляются друг к другу иногда вроде бы по принципиальным вопросам (один чуть больше западник, другой чуть больше почвенник), а иногда по таким мелочам, что в рецензии даже не воспроизведешь. Диалоги не складываются ни в строгий сюжет, ни в логическую цепь ситуаций, но задевают зрителя знакомым ощущением смеси неизбывной тоски и необходимого оптимизма.
Самый правильный эффект достигается, когда оба играют как бы одного человека, расщепленного на двойников. Именно тогда их сымитированные взаимоотношения оказываются живыми и ценными. А когда начинают изображать какой-нибудь традиционный конфликт и реальные взаимоотношения — мажут мимо содержания и напоминают героев предыдущей «новой волны», отчаянно-потерянного поколения из Петрушевской и Галина. Но в том-то и дело, что Гришковец совершенно не чувствует себя ни потерянным, ни поколением. И потому не приговаривает себя к пожизненной рефлексии вхолостую.
Коммерсант, 1 декабря 1999 года
Роман Должанский
Источник: http://kommersant.ru/doc/231626