menu-options

Недостойная старость

В тени виноградника. Театр им.Пушкина.В Москве вышла премьера спектакля "В тени виноградника" по рассказу Исаака Башевиса Зингера "Поздняя любовь". АЛЛА Ъ-ШЕНДЕРОВА считает, что рассказ еврейского классика лучше десять раз прочитать, чем один раз увидеть на сцене филиала Театра имени Пушкина.

Старость — последняя яркость жизни на пороге смерти — отличная тема для театра. Немолодому, опытному актеру роль в таком спектакле дает возможность откровенно высказаться о возрасте и о себе. А режиссеру — по-новому раскрыть известного всем артиста. Спектакль становится поводом для разговора и о театральной старости, и об уходящей натуре вообще. Вспомним мхатовское "Соло для часов с боем" (1973), поставленное молодым тогда Анатолием Васильевым с гениальными стариками — Алексеем Грибовым, Михаилом Яншиным, Марком Прудкиным, Ольгой Андровской. Или спектакль Анатолия Эфроса "Дальше тишина" в Театре имени Моссовета (1978) с пронзительной игрой Фаины Раневской и Ростислава Плятта. Вероятно, нечто подобное мнилось режиссеру Михаилу Мокееву, когда он ставил спектакль "В тени виноградника" с Игорем Ясуловичем в роли 82-летнего Гарри Бердинера, влюбившегося в молодую (под 60) соседку. Пьесу по рассказу Исаака Башевиса Зингера написал Валерий Мухарьямов.

В его интерпретации философски-мрачный, по-чеховски сдержанно написанный рассказ превратился в мелодраму, перегруженную натужными шутками с еврейским колоритом. В рассказе абсолютно одинокий и очень богатый старик каждое утро спускается в банк — проверять, насколько поднялись или упали акции. В спектакле его делами занимается компаньон Марк (Юрий Румянцев), придуманный, похоже, только для того, чтобы актеры могли пустить в ход весь запас своего остроумия. Спору нет, великолепно владеющий своим телом Игорь Ясулович нашел для Гарри особое выражение лица (смесь немощи и брезгливости) и пластику (чуть суетливые движения старика, у которого уже почти нет тела). Его Гарри летает по комнате, как назойливая муха, опрокидывая стоящие на полу чайные чашки, газеты, глотая таблетки и пикируясь с Марком, который, оказывается, уезжает в Израиль. "Гарри, ты никогда не поедешь в Израиль — ты американский еврей!" — "А ты что, еврейский еврей?"; "Американские женщины не умеют готовить кнедлики!" — "Помнишь, как моя Розалина огрела тебя, когда ты ей это сказал..." и так далее.

Исаак Зингер наделил своего героя собственной биографией — в мозгу засыпающего Гарри мелькают воспоминания юности, польский городок, где он учился в хедере и откуда бежал в Америку перед приходом нацистов. Они проходят пунктиром, лишь намечая историю героя. В спектакле описания польско-еврейского местечка занимают изрядное количество времени, отвлекая от сути: дело ведь не в том, что миллионер Гарри и местечковый еврей Гершель одно и то же лицо, а в том, что старик одинок и, как и многие старики, не знает, как дотянуть до конца отпущенный ему срок. В один прекрасный день в квартиру Гарри входит моложавая соседка. Гарри напоминает ее покойного мужа. Кульминацией сюжета становится обед немолодых влюбленных — ибо Гарри влюбляется в Этель как в последний луч надежды.

Художник Виктор Платонов разместил на крошечной сцене филиала Театра имени Пушкина выгородку с прозрачными пластиковыми створками, ездящими по кругу. Створки то образуют лоджию многоэтажного дома, то перемещаются вглубь, открывая холостяцкую комнату Гарри, а то вдруг превращаются в подобие романтической беседки, где бродит герой, не смея верить своему счастью. Но стол накрыт, а соседка (Нина Попова) объясняет, что "есть одной хуже, чем спать одной". Не зная, за что раньше хвататься — за все еще стройную спину Этель или за ее кнедлики, старик рассказывает ей про трех своих жен, умерших детей и далекого внука. Через пять минут знакомства герои уже строят планы о том, что будут делать со своими миллионами — ну, конечно же, путешествовать...

Актеры, подтрунивая над ситуацией, сыплют шутками, изображая старомодные ухаживания Гарри за Этель. Но никаких собственных переживаний господин Ясулович и госпожа Попова своим персонажам не дарят. Наоборот, отстраняются от них на почтительное расстояние. Глядя на актеров, почему-то сразу думаешь о том, что оба они еще вполне молоды и волноваться за них не стоит. Посреди обеда Этель вдруг просит оставить ее одну. В рассказе недоумевающий старик погружается в сон, а к ночи узнает, что соседка выбросилась из окна — услышала зов умершего мужа. В спектакле Гарри успевает рассказать об Этель своему помощнику Марку, объявить ее своей невестой и даже зачитать несколько слов из "Песни песней".

Узнав о несчастье, Гарри сперва падает, потом бежит одеваться. Финал выглядит эффектно: старик в дорожном плаще рассматривает глобус — он решил ехать в Британскую Колумбию к дочери Этель. Но вся эта эффектность не вызывает ни малейшего сострадания, только недоумение: зачем было произносить столько слов?! На ту же тему можно было сделать куда более точную и короткую пантомиму — жанр, которым бесподобно владеет господин Ясулович. Так, "В тени виноградника" становится в ряд с другими спектаклями, годами существующими в афише и совсем необязательными для просмотра. Чем ежиться в зале, слушая бородатые анекдоты, лучше открыть рассказ Зингера и перечесть скупые строчки о том, как в сонном мозгу Гарри мелькает отчаянная мысль — "разыскать незнакомую девушку, заменить ей отца и вместе с ней попытаться понять, зачем человек рождается и зачем умирает".

Источник: газета "Коммерсантъ"

Еще рецензии на представление «В тени виноградника»

Таки мелодрама