Катерина Измайлова успокоилась
На основной сцене Главного театра прошла первая премьера сезона — "Леди Макбет Мценского уезда" Дмитрия Шостаковича. Первую редакцию оперы (после ее 70-летнего отсутствия на сцене ГАБТа) ставил Тимур Чхеидзе, а дирижировал венгерско-немецкий дирижер Золтан Пешко. СЕРГЕЮ Ъ-ХОДНЕВУ постановка показалась добротной и чинной, но несколько "забронзовевшей".
Все помнят громы и молнии, которые на несчастную "Леди Макбет" обрушила печально знаменитая правдинская статья "Сумбур вместо музыки": мол, и музыка извращенно-рафинированная, и похабный натурализм отовсюду лезет. Но в визуально-постановочной стороне нынешнего спектакля нет ни малейшего намека на скандальность, царствует в ней спокойный, даже вялый, холодноватый академизм. Дотошно сделанные костюмы Елены Зайцевой историчны до мельчайших деталей — у кого нижних юбок и турнюров, у кого заплат на поддевках; всякие условные глупости вроде, скажем, черных долгополых шинелей на карающе-тоталитарном контингенте персонажей вытравлены из зрелища подчистую (хор полицейских предсказуемо одет в парадные мундиры лесковского времени, а каторжные конвоиры — в полагающиеся бушлаты).
Со сценографией Юрия Гегешидзе та же история. Как ни странно — потому что декорации-то как раз неминуемо условны и не покидают сцены до самого финала, изображая, таким образом, с минимальнейшими трансформациями и двор богатого купеческого дома, и этапный привал заключенных. Условны, да, однако же не абстрактны: в нужные моменты дощатая конструкция украшается то всем реквизитом супружеской спальни, заботливо снабженной перинами, лампадкой и проч., то люком подвала, где спрятан труп свекра героини, то сугробами и фонарями какого-то лагерно-барачного тона.
Правда, во все это вплетен сквозной символизм цветов: в нейтральной цветовой гамме спектакля постепенно возрастает присутствие кроваво-красного цвета, кульминируя в сцене свадьбы, где праздничной стол наподобие гроба завален ворохом красных роз, а на заднем плане, непонятно что изображая, уныло полощется красное полотнище без конца и без края. Вот только зрелищности опере все эти трудолюбиво сделанные детали придают в самых гомеопатических дозах. Стоит ли пояснять, что из этой академичной визуальной сдержанности следует и целомудрие этой постановки? Впрочем, по большому счету употребить слово "целомудрие" по отношению к игре солистов и хора Главного — значит основательно им польстить. Видимо, по мысли режиссера все самое важное должно было транслироваться не жестикуляцией и действиями, а более деликатно: интонациями, оттенками поз, настроением мизансцен.
Трудно сказать, в чем тут дело, но весь этот психологизм труппе удался неважно: где только можно, артисты играют грубовато-плакатно, в остальном же держатся как-то деревянно. С этим даже очень хорошо согласовывалась очевидная для Тимура Чхеидзе стыдливость главных героев (чтобы, как сказал бы Лесков, "первую песенку, зардевшись, спеть", они пугливо залезают под кровать), но взвинченная, задорная, расковывающая экспрессивность музыки Шостаковича — не очень. Впрочем, музыке Шостаковича повезло больше. Хочется порадоваться за оркестр, в лице Золтана Пешко, видимо, получивший просто сокровище, а не дирижера: судя по их игре, музыканты казались не просто с блеском вымуштрованными, но и не на шутку увлеченными музыкой оперы, притом ни на минуту не переставая слушать коллег.
Вокальные работы, если говорить en masse, также на хорошем уровне — повода для руготни по существу, пожалуй, не найдешь и вовсе, смущали только, быть может, некоторые подробности кастинга: судя по их небольшим работам, Тарас Штонда (Священник) и Леонид Зимненко (Старый Каторжник) могли бы стать ничуть не худшими (а то и лучшими) исполнителями партии Бориса Тимофеевича, нежели Валерий Гильманов (у последнего за плечами, правда, исполнение этой партии в легендарном проекте Мстислава Ростроповича четырехлетней давности, но к чему это обязывает?). Несомненной удачей было приглашение на роль Екатерины Львовны украинской певицы Татьяны Анисимовой (впервые отметившейся в Главном в прошлом году), а на роль Сергея — геликоновца Вадима Заплечного: колоритные, отточенные у них получились персонажи. У первой — роскошная величавая страдалица, не без элегантности наравне смакующая свои муки и оттенки своего большого и сильного голоса; у второго — негодяй негодяем, все-таки предпочитающий, однако, недоиграть, чем дать небрежную слабину в собственном неплохом теноре robusto. Эта самая разлитая повсюду ровная, успокоенная успешность настораживает: так, казалось бы, не ставят провокационные оперы. Но если этот ход не от недостатка идей, средств и жизненных сил, а от переизбытка — поставить то, что везде считается провокационным, качественно, но скучновато,— тогда за тонус Главного можно не волноваться.
Источник: Газета "Коммерсантъ"