menu-options

Драка против скуки

 Комедию Шекспира Майо взял потому, что она, по его словам, полна эротизма и психологии. Сперва автор хотел ставить на музыку Шнитке. В результате выбрал музыку Шостаковича из кинофильмов и оперетты «Москва – Черемушки», поскольку услышал в сочинениях композитора шекспировскую лукавую свободу. В дерзкой нарезке отобраны галопы, польки и вальсы, есть и романсы (знаменитый, из «Овода») и Траурный марш из фильма «Великий гражданин» (о Кирове) – под парафраз песни «Вы жертвою пали в борьбе роковой» герои, после скороспелой свадьбы, бредут по лесу в дом Петруччио. А что тексты при песнях могут быть не про любовь, хореографа, что называется, не колышет – слова в балетной партитуре убраны, а характер ироничного, лирического или жизнерадостного звучания говорит сам за себя. Майо взглянул на Шостаковича непредвзято, с чистого листа. Нашей публике, особенно старшему поколению, пришлось трудновато: нужно было отринуть родные ассоциации и контексты. Но никто не хихикал, когда мелодии из «Овода» и «Гамлета», насмешливые цитаты Шостаковича из шлягеров «Купите бублики» и «Подмосковные вечера» соседствовали с Камерной симфонией и знаменитой «Песней о встречном». Апофеозом авторской изобретательности стала сцена: под легендарный фокстрот «Таити-Трот» («Чай вдвоем») три пары героев совсем по-разному пьют чай – жеманно, торопливо, с гурманством, грубо...

 
          Главные партии станцевали Екатерина Крысанова, Владислав Лантратов, Ольга Смирнова и Семен Чудин. Найденное, по словам Майо, на репетициях «богатство совместного пути» дало высокие проценты: он же ставит не танец вообще, а сочиняет па в зависимости от конкретного тела. Первой среди равных стала, несомненно, Катарина-Крысанова. Ее рыжие волосы задорно пламенели на фоне зеленого платья, уязвимость искусно пряталась за агрессией, а конфликты с ближними протестовали против житейской обыденности. Кажется, что безрассудный Петруччо-Лантратов (он щеголяет в брюках со спущенными подтяжками и черном полушубке) этой девушке на один зуб, хоть он и здорово хорохорится, прикидываясь то бойцовым петухом, то бешеным медведем. Вот Смирнова-Бьянка декорирует героиню флером жеманной невинности, за которой прячется вполне трезвая душа, а Чудин-Люценцио играет в интеллигентного «ботаника», ослепленного страстью. Да, исполнители всех ролей, больших и малых, от изумительно пластичного Георгия Гусева (слуга Грумио) до толпы служанок и ночных бандитов, раскрылись на все сто.
 
          Акцент, сделанный Майо, – не «мачистская» история, где мужчина подавляет женщину, не дрессировка тигрицы с целью ее превращения в кошечку. Это поиск единственной половинки, пусть и экзотическим способом. И это протест против «среднестатистических» любовных отношений. Майо поставил спектакль о том, что лики любви бывают разными. Если очумевшие Катарина и Петруччио проходят путь от злости до нежности, то сахарные Бьянка и Люченцио – от нежности до злости. А ведь есть еще скользкий Гремио (Вячеслав Лопатин) с томно-развязной Экономкой (Анна Тихомирова). Есть наглый Гортензио (Игорь Цвирко) с меланхолической Вдовой (Юлия Гребенщикова). Все ищут собственное счастье или хотя бы душевный комфорт.
 
          Сценограф Эрнест Пиньон-Эрнест оставил сцену почти свободной. Лишь белая лестница, легко разделяемая на половинки, и треугольные вращающиеся колонны. Костюмы намекают на условный двадцатый век, а хореография сочетает театр пощечин (иногда их слишком много) и классику. Взмах ноги в лицо – синоним удара по носу, скрюченные шевелящиеся пальцы – знак вожделения. Вроде бы простой бытовой жест скрывает не бытовые смыслы. Гротеск на грани фарса, с подтекстом неожиданной серьезности – по Майо, это соответствует и Шекспиру, и Шостаковичу. Танцу четырех главных героев дан еще и лиризм. Слово «химия» (так западные критики любят описывать особую слаженность дуэтов – «между ними была химия») показано наглядно: персонажи обводят контуры тел партнера ладонями и обнюхивают друг друга, ловя гормоны и феромоны. Брачная ночь Катарины и Петруччио, построенная на буквальной сексуальности и условном танце, похожа на цунами: сила притяжения равна силе былого противодействия. А торопливый финал, когда герои на миг сольются в поцелуе, кажется предчувствием ритуальных семейных войн.
 
 
Театрал
Майя Крылова

Еще рецензии на представление «Укрощение строптивой»

Музыка не поддаётся укрощению

Деликатный психоанализ