menu-options

Музыка не поддаётся укрощению

 Сегодня не так уж часто балетмейстеры решаются на постановку больших многоактных сюжетных балетов. Видимо, сама история и название «Главный балет» располагает к такой постановке. После нескольких лет уговоров со стороны Сергея Филина выбор Майо пал на один из самых эротичных сюжетов Шекспира «Укрощение строптивой».

Несколько удивил подбор музыки, осуществленный самим Майо. Поначалу предполагалось, что это будет музыка Альфреда Шнитке, но Майо остановился на Шостаковиче – это 25 фрагментов, в основном из саундтреков фильмов «Встречный», «Гамлет», «Одна», «Пирогов», «Великий гражданин», «Овод», «Софья Перовская», оперетты «Москва, Черемушки» и из Камерной симфонии «Памяти жертв фашизма» (ор. 110 bis), представлявшей симфоническую версию Квартета № 8.

В интервью порталу «Культура» он сказал: «Шостакович – великий композитор. Его музыка – вселенная: богатая и разноцветная.

Некоторые сочетания сюжета, хореографии и музыки очень удивили именно в свете высказывания Майо относительно того, что «музыка диктует состояние». В первую очередь это касается большого фрагмента из Камерной симфонии, на фоне которой разворачивается эротическая – нет, скорее сцена, которая могла бы быть таковой, но, в конечном счете, стала ничем!

Поначалу это сочетание показалось если не кощунственным, то, по меньшей мере, бестактным – но, в конце концов, Майо не обязан знать российские контаминации этой темы. И искусство, все-таки, не что, а как. С другой стороны человек, получивший музыкальное образование, вряд ли может не услышать несоответствие трагического характера музыки постельной сцене.

Покоробила как раз ортогональность этой музыки тому, что происходило, вернее именно не происходило, а было обозначено символически, на сцене. Эпизод в первой половине второго акта, который должен был стать кульминацией балета, хореографически решен крайне неудачно, вернее – никак не решен.

Катарина и Петруччио лежат в объятиях друг друга на огромном ложе, а слуга Грумио накрывает их покрывалом. Балет – это движение, а тут тяжеловесная статика с эротическими намеками. Танец может быть очень эротичным, но для этого он должен быть. А его не было.

В большинстве других эпизодов хореографическая лексика у Майо весьма изобретательна, временами даже новаторская, а тут с ним произошел какой-то балетный ступор, кульминация балета хореографически оказалась попросту откровенно провальной. Было большое искушение последовать совету Баланчина, закрыть глаза и просто слушать гениальную музыку.

Были и другие, более мелкие стилистические несовпадения музыки и действия, хотя все вместе они не перечеркивают общей весьма положительной оценки всего балета в целом.

Положительно в «Укрощении строптивой» Майо – его сплошная танцевальность и практическое отсутствие мимических сцен, столь характерных для сюжетных балетов. Здесь танцуют даже возрастные персонажи вроде Гремио. Как тут не вспомнить мимических персонажей, которых много лет исполнял в классических балетах Александр Радунский. Очень интересна и изобретательна хореографическая лексика.

Радует индивидуальная работа Майо с каждым из солистов, особенно в первым составом, которая раскрыла в них новые грани их дарования. Поначалу Майо был вообще настроен работать с одним составом, как это принято в его театре. Он аргументировал свою позицию так: «У другой балерины — иные характер, нрав, органика. И ей надо выстраивать все по-другому.

Майо пошел на уступку традиции Главного, условиям бытования полнометражного балета в таком огромном коллективе и создал второй состав, но центр тяжести 11-недельной работы был на первом составе.

В первую очередь это относится к центральной паре – Екатерине Крысановой и Владиславе Лантратове. Обычно академичные, холодноватые премьеры проявили такой взрыв страстей, которого от них никто не ожидал.

Другие персонажи более узнаваемы в своих амплуа. Привычно лиричны были Ольга Смирнова (Бьянка) и Семен Чудин (Люченцио), который был таковым до самопародии. Хорошо вписывается в стиль Майо пластичный Вячеслав Лопатин (Гремио). А Игорь Цвирко (Гортензио) как бы пародирует брутальность Петруччио.

В изысканном, внимательном к деталям, не очень привычном для Главного хореографическом стиле спектакля, Майо шел от индивидуальности исполнителей. Он в некотором смысле отходит от собственной стилистики, введя в хореографию привычные для солистов Главного элементы Grand style: высокие прыжки, большие пируэты, двойные ассамбле и др.

То ли это уступка звездным привычкам солистов Главного – прыгнуть выше всех, продемонстрировать баллон, вращение и т.д., то ли это сознательное расширение своего хореографического языка, но эти элементы не очень органично вписались в общую стилистику спектакля. Они смотрятся как яркие заплатки из иной ткани на единой хореографической ткани спектакля. Хотелось бы надеяться, что исполнители сумеют достаточно долго и без контроля Майо сохранить его стиль, что будет залогом его долгожительства.

В хорошем ансамбле сработала вся французская постановочная группа. Вероятно, большая заслуга в точности исполнения стилистики Майо принадлежит его жене Бернис Коппьетерс, впервые выступившей в качестве ассистента хореографа.

Изящна скупая мобильная черно-белая сценография Эрнеста Пиньон-Эрнеста. Две мобильных белых лестницы и шесть полуколонн трансформируют сценическое пространство то в дом Баптисты, то в зал палаццо, то в лес, то в спальню в обители Петруччио.

Очень интересно световое решение спектакля Доминик Дрийо. Хороши, тоже решенные в ограниченной почти черно-белой цветовой гамме с некоторыми цветовыми акцентами костюмы сына хореографа Огюстена дола Майо, ученика Карла Лагерфельда, чьё влияние очевидно.

Огромная заслуга в общем успехе спектакля, возможно вторая по значимости после хореографа Майо, принадлежит единственному русскому в составе постановочной бригады дирижёру Игорю Дронову. В течение пяти лет он был штатным дирижёром Главного театра, сейчас является приглашенным.

Известность Дронов снискал как главный дирижёр ансамбля солистов «Студия новой музыки», именно в этом качестве он оказался востребованным на месте дирижера-постановщика «Укрощения строптивой». Несмотря на то, что в Главном театре шли балеты на музыку Шостаковича, его манера оркестрового письма мало знакома музыкантам – она очень симфонична и требует более плотного и экспрессивного звука, чем тот, который привычен у этого коллектива.

Главная заслуга Игоря Дронова в том, что под его руководством оркестр зазвучал по-шестаковически. Вторая его заслуга в том, что он сумел минимизировать издержки «лоскутности» партитуры, составленной из 25 фрагментов, весьма разных по стилю: от Камерной симфонии до «Цыплёнок жареный…».

Хотелось бы надеяться, что «Укрощение строптивой» войдёт в постоянный репертуар Главного театра.

 

Classica.FM, 19 июля 2014 года

Владимир Ойвин

Источник: www.classica.fm/2014/07/19/muzyka-ne-poddajotsya-ukroshcheniyu

Еще рецензии на представление «Укрощение строптивой»

Деликатный психоанализ

Драка против скуки