Исступление режима
Спектакль Константина Богомолова не трагедия. В нем все кажется, во всяком случае поначалу, перевернутым с ног на голову, и иногда происходящее начинает напоминать откровенный фарс. Впрочем, ровно в той степени, в какой фарсом многим кажутся происходящие в стране события. Трагический ли это фарс? Скорее всего, да. Если свести содержание этого небедного на подробности и смысловые ответвления спектакля к ясному режиссерскому пророчеству, то оно сводится к следующему: после циничного и холодного бюрократа-убийцы, одинокого главаря властной корпорации, к власти в стране при участии мутной и беспринципной заграницы неминуемо придет абсолютный отморозок без тормозов. Мотивы, по которым делаются спектакли, у режиссеров бывают разные. Этот сделан режиссером от злости и отчаяния, столь сильного, что уже нужно смеяться.
Если устрашающий режиссерский месседж считать быстро, то потом уже можно радоваться актерским работам и остроумным эпизодам, героев которых легко спроецировать на реальных персонажей. Зная сюжет пьесы, все понять можно и вправду довольно быстро: уже когда Гришка Отрепьев не просто сбегает из монастыря, а зверски убивает летописца Пимена, протолкнув ему вещее перо через ухо в мозг. Пимен и сам хорош: хронику текущих событий у Богомолова ведет обдолбанный инвалид, который пишет прямо на коже своих "послушников". Все можно понять, когда Борис Годунов, поджарый мужчина с приклеенной улыбкой и не видными в узких щелочках век глазами, долго, точно хищник к добыче, примеривается к шапке Мономаха, а когда резким движением надевает ее себе на голову, на видеоэкранах возникают всем знакомые кадры двухлетней давности — кортеж едет на инаугурацию в Кремль через "зачищенный" пустой город.
Придя на постановку в "Ленком" — театр, труппа которого привыкла к сильной руке и внятной стилистике великого худрука Марка Захарова,— Константин Богомолов привел с собой несколько артистов на подмогу. Так, темпераментный Игорь Миркурбанов играет страшнейшего Отрепьева почти бесстрастно, тактично возражая ленкомовским правилам. Еще одному соратнику Богомолова последних двух сезонов Виктору Вержбицкому легко дались два брата Пушкина — эмигрант и неэмигрант: в одной из лучших сцен спектакля они разговаривают друг с другом по скайпу, актер медленно ходит туда-сюда между двумя диванами и излагает ой как хорошо всем знакомые аргументы. Один говорит: "Уезжай, брат, оттуда, война скоро". Второй ему бесстрастно возражает: "Да куда я поеду, кому я нужен, здесь могилы отцов". Вскоре он и сам ложится в здешнюю могилу, и мы видим на видеоэкране эмигранта Пушкина, навещающего могилу брата-неэмигранта во время своей миротворческой поездки в Москву.
Команда Годунова досталась коренным ленкомовцам, тоже оказавшимся чуткими союзниками режиссера. Рядом с властителем — простоватый министр обороны в расстегнутом кителе, одетый в цивильный костюм патриарх (когда герой Ивана Агапова делает доклад начальнику, он демонстративно снимает с запястья дорогущие золотые часы), похожий не то на министра безопасности, не то на главу администрации Шуйский (снайперски точное попадание в роль Александра Сирина). Откровения царя — про кровавых мальчиков в глазах — звучат как расслабленная жалоба в мужской компании, под рюмку. Вообще, перед играющим Годунова Александром Збруевым стояла почти невыполнимая задача: один из самых обаятельных актеров российской сцены должен был выключить обаяние и сыграть зловещего, холодного функционера, одержимого жаждой власти и готового переступить через все на свете. Не знаю, возможно ли это выполнить целиком, но даже то, что уже сделано, вызывает огромное уважение.
Богомолов рифмует туземцев и иноземцев: роли поляков играют слегка переодевшиеся годуновцы. И здесь к ним присоединяется великолепная Мария Миронова: смешна и страшна, как весь спектакль, ее Марина Мнишек, в длинном голубом платье, с тугой косой а-ля Юлия Тимошенко на голове и с напевным, горделивым польским акцентом, который легко исчезает, когда в героине проглядывает ее истинное существо — желание идти по трупам и "убивать побольше русских... и жидов". Специально для бдительных патриотов русской Евразии следует подчеркнуть, что Богомолов в спектакле скептически относится и к местным, и к закордонным политикам, он во всех видит ложь.
Героев "Бориса Годунова" художник Лариса Ломакина поселила в торжественно-холодный павильон, похожий на холл современного бизнес-центра. Нейтральное пространство, напоминающее о прошлогодних "Карамазовых" Богомолова в МХТ имени Чехова, уравнивает места действия и эпохи. Режиссер свободно монтирует даты и предлагаемые обстоятельства с помощью уже опробованного им экрана с титрами — в них концентрируется тот действенный начальный юмор, с которым только и можно по Богомолову относиться к абсурду истории.
Спектакль словно фиксирует притупление чувств: в нем все время стреляют, на груди у жертв кинематографическим трюком разливаются пятна крови, но это уже не вызывает ни ужаса, ни презрения. Хочется сбежать из истории, чтобы не чувствовать и не переживать ее. Неслучайно, что никакого трагически безмолвствующего народа (который для власти "тупое быдло" — соответствующий титр зависает на экране вскоре после начала спектакля) в конце "Бориса Годунова" нет. Кажется, именно вместо молчания, хотя и раньше финала, звучит воинственное пушкинское стихотворение "Клеветникам России" — ну для того хотя бы, чтобы любой ответ, если бы он вдруг сложился в голове у зрителя, вновь превратился в диалектический вопрос.
Коммерсант, 11 сентября 2014 года
Роман Должанский
Источник: http://www.kommersant.ru/doc/2563894