А. Н. Гозенпуд "Центральный детский театр 1936-1961". Глава 6. Часть 22
Мысль Эфроса о том, что трагедия «Борис Годунов» «развивается активно, действенно, с напряженным чередованием эпизодов», полностью реализовалась в спектакле.
Быстрота смены картин, контрастность чередующихся сцен, музыка С. С. Прокофьева создавали ощущение нарастающей тревоги, подчеркивали внутренний тревожный и учащенный ритм трагедии. Отдельные картины радовали напряженностью атмосферы, живописной гаммой, красочностью цветовых пятен, четкостью мизансцен.
Но замысел режиссера воплотился главным образом в постановочном решении спектакля.
Народная основа трагедии, пушкинские слова о том, что предмет трагедии составляют «человек и народ», «судьба человеческая, судьба народная», не стали определяющими в постановке Центрального детского театра. Народные сцены, в том числе и батальные, заняли в ней весьма скромное место. Они были малочисленны и малоинтересны по построению и внутреннему наполнению. Характерен в этом отношении финал, отмеченный многозначительной пушкинской ремаркой — «народ безмолвствует».
Одинокие фигуры жмутся по краям сцены. По широкому пространству, ведущему в терем Годуновых, разгуливают могучие, хорошо вооруженные стражники. Из дома доносится резкий крик, на который толпа отвечает легким движением. Из терема быстро выходит Мосальский и, став в центре площади, лицом к зрительному залу, непосредственно обращается к нему, требуя ликования в честь восхождения на престол царя Димитрия.
Белинский писал о финальной сцене трагедии: «Это последнее слово трагедии, заключающее в себе глубокую черту, достойную Шекспира... В этом безмолвии народа слышен страшный, трагический голос новой Немезиды, изрекающей суд свой над новою жертвою — над тем, кто погубил род Годуновых...».
В спектакле этого вовсе не ощущалось. Более того, постановщик не учел специфических особенностей юной аудитории. Спектакль заканчивался не трагедийной нотой, а выкриками, смешками из зала, которыми школьники отвечали на непосредственно к ним обращенный со сцены призыв к ликованию.
Умный, прозорливый, искушенный в жизненных битвах, умело скрывающий за внешней сдержанностью свои истинные чувства Шуйский — М. С. Нейман и наивно-простодушный Юродивый — В. Я. Заливин — единственные актерские удачи спектакля.
Апеллируя к знаменитой пушкинской формуле, можно сказать, что в игре актеров Центрального детского театра ощущалось правдоподобие чувствований, но истины страстей в их исполнении явно не хватало.
Отсутствие в труппе актера на роль Бориса не могло не сказаться на спектакле. Роль была сыграна И. Д. Вороновым с присущим ему чувством правды. Отдельные сцены впечатляли, но цельного образа сильного, мятущегося, живущего напряженной внутренней жизнью Бориса в спектакле не ощущалось.
«Глядя на игру И. Воронова,— писал критик,— вообще трудно говорить о какой-то трактовке. Мы видели Бориса — нежного отца, видели Бориса, испугавшегося появления Самозванца. Но когда дело доходит до тех мест трагедии, где вырисовывается характер — крупный, трагически великий, где необходима подлинная высота, И. Воронов оказывается бессилен. Сцена последнего объяснения с сыном проведена актером значительно лучше, но общего впечатления это не изменяет: образ Бориса в спектакле не удался».
Все части книги А. Н. Гозенпуд "Центральный детский театр 1936-1961": Введение: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12. Глава 1: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31. Глава 2: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17. Глава 3: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37. Глава 5: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22. Глава 6: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24. Заключение: 1, 2, 3.