Главный театр Союза ССР, 1947 год, часть 20.

Ранее: Часть 19

Так своеобразно состоялась премьера «Руслана и Людмилы» в Москве. Собственно московские спектакли этой оперы начинаются с 29 января 1868 г. Далее следует возобновление 10 декабря 1882 года. И, наконец, полное возобновление в 1897 году. За отмеченные 50 лет с небольшим сложилось яркое национально самобытное лицо Московского Главного театра. В репертуаре, по линии национальных школ Западной Европы французской — по свежести на первом месте, итальянской и немецкой (очень ограниченной по отбору), центр содержания — около 30 опер отечественных композиторов: Глинки, Бородина, Даргомыжского, Корещенко, Мусоргского, Рахманинова, Римского-Корсакова, Серова, Чайковского и Бларамберга, Направника, Рубинштейна, Симона.

Многочисленный контингент артистов-солистов, состоявших за эти годы на службе в Главном театре, проявили себя, в основном, как русские исполнители. Они, удовлетворяя требованиям русских композиторов, тем самым создали новые оперные образы и правдивые характеры, выходившие за привычные западноевропейские оперные штампы. Теперь мы уже привыкли к нашим русским сценическим характерам, и нам странно представить себе, что почти все они вырабатывались в центральные десятилетия прошлого века по мере закрепления на столичных сценах русской оперной классики. И не Петербург, а недра России выдвинули русского гения певца-артиста Шаляпина.

Это могло совершиться потому, что в Москве в Главном театре шла скромная безрекламная творческая работа по отбору материала для фундамента и стен русской оперной школы. За этой деятельностью следили театры на периферии. Надо уяснить себе сложность и прочность подобной работы отбора, чтобы не очень-то доверять хлестким упрекам по адресу Главного театра в медлительности. Да, Главный театр действительно шел по линии национального академического искусства, и он может гордиться этим. Если бы театр пошел вслед скороспелым экспериментам, он не закрепил бы музыкальных национальных сокровищ.

Произошло же вот что. К началу нового века, нашего XX века, в жизни музыкально-театральной Москвы накопились не только тенденции к обновлению культуры русского театра, но рельефно обнаружились яркие реформаторские явления. Здесь не место перечислять их и рассказывать ход событий. Достаточно сказать, что частные московские оперы (так наз. Мамонтовская и последующие) угадали время и место русскому оперному обновлению. Свежесть и национальная убедительность музыки театральных произведений Римского-Корсакова, а перед ним Мусоргского, да и основные лозунги Чайковского требовали новых форм воплощения, а значит новой театральности, нового вида оформления декоративного, новых форм театра. Ведь интонационное обновление и расширенное понимание вокальности и фразировки в связи с накоплявшимися самобытными русскими операми уже сами собой практически вырабатывались при разучивании новых русских опер (например при первой постановке «Бориса Годунова» в 1888 г. в Москве).

Но еще не были найдены принципы новой сценической игры в реалистическом взаимодействии элементов интонации и пластики в русском понимании правды слова и музыкального тона. Их принес Шаляпин. Наконец, живопись должна была перейти из состояния прислужницы оперного театра в соучастницу музыкального действия и привнести в него лучшие свои качества: свет, цвет, — словом, радость зримости вместо равнодушной холодной наглядности и архитектурной иллюзорности. Два совсем различных художественных темперамента — Васнецов и Врубель, а за ними ряд талантливейших русских художников начали пробовать свои силы, — и очень скоро родилась русская декоративная живопись, как свежая новая одухотворенная отрасль живописной культуры, подавшая руку звукописи композиторской. Впереди еще много было непризнания и непонимания, но почин был положен крепкий.

Продолжение: Часть 21