menu-options

Пафос будней. Часть 7

театр моссоветаРанее: 1, 2, 3, 4, 5, 6.

Основной недостаток заключался в том, что В. Киршон и А. Успенский больше рассказывали, чем показывали в действии, больше агитировали, чем художественно убеждали. В пьесе, написанной грубоватым, однообразным языком, зачастую сталкивались друг с другом не живые характеры, а авторские тезы и антитезы.
«Мог ли театр говорить в данном случае языком художественного реализма, языком обобщающих образов? Конечно, нет! Пьеса орудует идеями, вопросами, проблемами, а не по-настоящему живыми людьми. Восполнить этот недостаток театр мог только, идя путем самого примитивного натурализма, только расцвечивая разговоры пьесы натуралистическим жестом, подслушанными в быту интонациями, характерными гримами и внешней копировкой внешнебытовой обстановки. Так он и сделал: дав портретные фигуры, оживил этим схемы рассуждений; восстанавливая мелочи быта, он подвел жизненную базу под отвлеченные рассуждения и на этом пути имеет серьезные достижения», — писал внимательно следивший в эти годы за судьбой театра поддерживавший его И. Крути.
Исполняя роль Терехина, А. Н. Андреев резче обнажал его отрицательные черты. Терехин в его исполнении был нагл, щеголеват, самоуверен, с сытым, самодовольным лицом. Другой исполнитель этой роли, А. Г. Крамов, напротив, старался больше подчеркнуть революционное прошлое Терехина, его положительные черты.
Авторов и театр пытались обвинить в клевете, «пасквиле» на молодежь. Тут решительный отпор «плакальщикам» дал на страницах «Комсомольской правды» Л. Сосновский: «Если мы еще несколько раз повторим слово «клевета» по адресу наших злополучных писателей и драматургов, то над нами нависнет опасность совсем иного сорта. Нас станут заваливать благополучными пьесами, в которых молодежь будет изображаться ангелочками-херувимчиками, без малейшего уклона, без малейшего признака слабости. Лишь бы не получить обвинения в пессимизме, в клевете на молодежь, начнут подлаживаться к молодежи, замазывать болезни роста и расписывать всяческое благополучие. Это ли нам сейчас требуется?». Нет, это не требовалось. И театр имени МГСПС категорически не хотел этого делать.
Ответом на всякого рода пошлую макулатуру, вроде романа «Луна с правой стороны», служила пьеса Билль-Белоцерковского «Луна слева». Автор полемизировал в ней как пропагандой «свободного брака», так и с проповедью аскетизма, согласно которой всякая любовь якобы неизбежно влечет за собой отступление коммуниста от своего партийного долга. Билль-Белоцерковский попытался написать современную лирическую комедию с простой и верной мыслью в основе — настоящая любовь означает крепкую дружбу, веру друг в друга, она не только ее мешает, но помогает делу борьбы за социализм. Овладеть новым жанром драматургу полностью не удалось. Ему не хватало легкости, изящества, непринужденности письма, необходимых для лирической комедии. Но своевременность постановки вопроса была несомненна.
Главного героя пьесы — молодого человека, председателя Чека Ковалева, убежденного, что в годы военного коммунизма нет времени для любви, играл А. Н. Андреев. Актер оттенил в характере героя внутреннюю мягкость, теплоту, отнюдь не противоречащие его стойкости и мужеству. Упрямое отстаивание Ковалевым неверной точки зрения театр изображал с добродушным юмором, подчеркивая искусственность ситуаций, в которые Ковалев ставил себя и любимую девушку. А когда после счастливой женитьбы Ковалева друзья решали проверить, не забыл ли он о своем долге, не променял ли революцию на домашний уют, и организовывали довольно жестокий розыгрыш, актер с неподдельным драматизмом передавал волнение героя: ему сказали, что жена попала в лапы бандитов и надо выбрать одно из двух — либо, освободить ее, либо схватить атамана шайки. Он выбирал второе.
Острокомедийный, почти шаржированный образ страшно загруженного рабочего-выдвиженца Калугина создал в спектакле В. В. Ванин. Небритый, с огромным самодельным, до отказа набитым портфелем, с охрипшим, сорванным л а многочисленных собраниях голосом Калугин — Ванин вечно опешил на очередное мероприятие. Он находился буквально на грани того, чтобы превратиться в бюрократа, формально отсиживающего «а заседаниях, формально выступающего с речами. И вместе с тем это был работник, очень честно относящийся к своим обязанностям, готовый скорее умереть, чем не выполнить их. Театр разоблачал проявления бюрократизма и вместе с тем горячо верил в безусловную преданность Калугина партии, революции, стране.
Однако в пьесе и спектакле «Луна слева», как и в «Штиле», имелись упрощенно, примитивно-выведенные характеры. Условных, «театральных» злодеев напоминали бандиты, нападающие на дом отдыха. Пла-катно-условна была добропорядочная, поучающая всех, «правильная» заведующая женотделом.

Продолжение...