Пафос будней. Часть 9
Ранее: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8.
Постановщик спектакля «Голос недр» А. Б. Винер говорил; «В целом спектакль мы осуществляем в стиле индустриального зрелища, изображающего героизм шахтеров, добывающих человечеству тепло и свет». Вместе с Б. И. Волковым режиссер добивался воссоздания подлинной обстановки подземного труда шахтеров. В шумовые, световые феерии превратились в спектакле сцены шахтерских работ, взрывов, обвалов, спасения засыпанных шахтеров. Дробно стучали молотки, сцена наполнялась настоящим дымом, искусная игра света изображала приближение из густой темноты вереницы зеленых лампочек спасателей. В постановочном, декорационном решении ранних производственных пьес несомненно заключалось стремление художественно осмыслить эпоху, жизненный материал произведений. Вместе с тем та же постановка «Голоса недр» обнаруживала, что при этом режиссер и художник отдавали заметную дань натуралистичности. А конструктивное решение постановки «Город ветров», речь о которой будет идти ниже, уже отрывалось, абстрагировалось от действительного содержания пьесы.
Ф. Гладков выразил в свое время протест по поводу переделки Р. Галлиатом романа «Цемент» и имел к этому все основания. Инсценировка не только не охватывала содержания романа, но и искажала его мысли и образы, обедняла и схематизировала их. Но театр Моссовета, приступив к постановке, видел перед собой не инсценировку, а книгу, где автор показал возрождение мертвого, потухшего цементного завода на юге России как истинно героический подвиг рабочего класса, книгу, о которой М. Горький 'писал, что в ней «впервые за время революции крепко взята и ярко освещена наиболее значительная тема современности — труд». Обращаясь к Гладкову, Горький утверждал: «До Вас этой темы никто еще не коснулся с такой силой. И так умно». Коллектив был увлечен задачей показать формирование новых человеческих характеров по мере пробуждения у обессиленных, голодных людей воли к свободному, завоеванному огнем и кровью труду. И постановщик Любимов-Ланской и все участники спектакля верили, что, опираясь на книгу, на богатейший окружающий их жизненный материал, они сумеют преодолеть существенные грехи инсценировки.
Спектакль был горяч, эмоционален. Но, как писал позднее Любимов-Ланской, «бывало, что к сценическому волнению мы подходили несколько поверхностно. Наша эмоционалыгая возбудимость шла тогда не от глубокой сущности, что вело к «горячему», но поверхностному образу». Полюбив всем сердцем главного героя книги, рабочего-коммуниста Глеба Чумалова, А. Н. Андреев играл пылко, со свойственным ему заразительным темпераментом. Но горячность внешнего поведения актера не опиралась на действительную напряженность и богатство внутренней жизни персонажа и приобретала поэтому оттенок нарочитости, назойливости. В Глебе — Андрееве проступали черты ходульности, напыщенности, черты абстрактной «маски» рабочего-энтузиаста. Красным огоньком мелькала на сцене знакомая по роману неизменная косынка Даши — М. Г. Егоровой, гордой, непокорной, строящей вместе с Глебом завод и одновременно отстаивающей свое право на новую, настоящую любовь. Однако и ее духовный мир предстал в спектакле упрощенным, прямолинейным, огрубленным.
Но были в пьесе и образы, вводившие в театральное искусство подлинно новый жизненный материал, приобретавшие тем самым большое, принципиальное значение. «Маленький человек с большим именем и большими словами» — так охарактеризовал Громаду автор. «Я добавил бы — и с большими делами», — писал впоследствии В. В. Ванин о герое «Цемента», старом рабочем, члене заводского комитета Громаде. Худенький, вихрастый, в привычной для рабочего сатиновой затертой косоворотке и стареньком пиджаке, с жиденькой бородкой и ясными, детски пытливыми глазами, Громада — Ванин был внешне неприметен и даже смешон. Он обожал выступать, «митинговать», но говорил при этом нескладно, беспомощно запутываясь в словах. Многое еще связывало Громаду — Ванина с прошлым — каторжным, подневольным, безрадостным трудом и результатом его —страшной культурной отсталостью. Но устремлена вся жизнь Громады — Ванина была не в прошлое, а в будущее. Глубже других участников спектакля выявил актер важные изменения в психологии людей, по собственной инициативе восстанавливающих хозяйство, казалось бы, парализованное на многие годы. «За несвязностью взволнованных, иной раз комичных речей Громады я увидел подлинную патетику самоотверженного, героического созидательного труда. Я увидел в Громаде поэтический образ вдохновенного строителя социалистического общества... Ключ к образу я искал не в биографии героя, не в его прошлом, известном мне из романа, а в будущем, которое автор даст почувствовать, позволяет угадать»,— писал Ванин.
Продолжение...