Анатолий Эфрос: Дома и в гостях (заметки режиссёра). Часть 2.
Ранее: 1.
Но как драматическим актерам научиться той виртуозности, которая достижима в прекрасном оркестре? Чаще всего, как я уже сказал, существует простое литературное прочтение пьесы. Актеры более или менее осваивают смысл пьесы и смысл своих ролей и в более или менее нужном ритме разговаривают друг с другом в каких-то подходящих для данного разговора мизансценах. У талантливых людей это получается лучше, чем у бездарных, но это еще совсем не театр.
Существует множество формальных способов сделать диалог на сцене интересным не только для слуха, но и для глаза. Тут помогает режиссер. Это, возможно, уже ближе к театру, и все же не к тому театру, о котором многие из нас мечтают. Как рассказать двум джазовым певцам секреты дуэтов Фицджеральд и Армстронга? Даже если ты сам эти секреты знаешь. Во время репетиции объясняешься наполовину словами, наполовину показом, а то и просто какими-то совсем странными намеками. Если вы с актером знакомы давно и если у вас общая «группа крови», то он эти намеки отчасти понимает. Когда-то один режиссер, которого уже нет в живых, вел урок актерского мастерства со студентами. Перед этим режиссером поставили микрофон, чтобы его лекцию записать на пленку. Он засмеялся и сказал: это все равно, что записывать работу часовщика. Часовщик пинцетом подхватывает маленькую шестереночку и удобно укладывает ее рядом с другой шестереночкой, приговаривая: «Так, так...» или что-то в этом роде. На пленке потом эти слова запечатлеются, но что они дадут тем, кто захочет по этой пленке научиться делу часового мастера?
Теперь, когда я запугал уже не только других, но и самого себя в том смысле что ничего путного написать словами о нашем деле нельзя, теперь я попробую все же что-то сформулировать и назвать Итак, самое важное на сцене — это взаимодействие двух или нескольких актеров. Тесное взаимодействие. Психофизическое взаимодействие. Что это значит? Возьму самый простой пример. Я его привожу всегда, когда стараюсь объяснить то, о чем идет речь. Пример примитивный но в нем есть некая скрытая сложность, которая, возможно, при желании даст пищу для размышлений. Я видел однажды спектакль, в котором по ходу действия один человек предлагал другому взаймы деньги. Он предлагал их человеку, попавшему в беду и нуждающемуся в деньгах. Но очень гордому.
Три странички текста были посвящены тому, что один уговаривал взять деньги а другой отказывался. Однако сыграно это было все не только словесно. Первый вначале убеждал, потом упрашивал, затем почти силой стал всовывать деньги. Затем завязалась вначале шуточная и, наконец настоящая драка. Оба были немолоды - тяжело дыша, они разошлись в разные концы сцены, чтобы отдохнуть. Деньги, кажется, так и остались в руках у первого!
Прошло много лет, но я вспоминаю эту сцену как истинно драматическую. Разумеется, не всякая сцена дает возможности для драки, да и не в драке, конечно, дело. Дело во внутренней активности и способности завязать с партнером тесное общение, основанное на сложных, часто прямо противоположных действиях. Впрочем, за всем этим должна стоять умная и глубокая трактовка, ибо без серьезной трактовки остальное не нужно. Сейчас я репетирую новую пьесу драматурга Э. Радзинского. Пьеса называется «Окончание Дон-Жуана». Еще одна версия знаменитой старой притчи. Дон-Жуан появляется в наши дни и встречается со Сганарелем, который уже успел стать каким-то маленьким чиновником. Он заведует фотоателье.
Чуть ли не треть пьесы посвящена тому, что Дон-Жуан вместе со Сганарелем вспоминает свою прошлую многовековую жизнь. Дон-Жуану вспоминать это нужно, более того — необходимо, и хочется, а Сганарель сопротивляется, так как он неплохо устроился в реальной жизни и больше ничего ему не нужно. Сцена эта продолжается полчаса, и только когда Сганарель наконец вспоминает всё, действие начинает двигаться дальше. Дон-Жуан переходит к другим делам. Этот первый диалог написан очень живо и остроумно. Актерам хочется играть его обстоятельно, донося до зрителя каждую шутку. Каждое новое, маленькое положение.
Однако уже через пять минут все расползается, как старая кофта, которую проела моль. Расползается потому, что ничего в театре нельзя строить просто на тексте. Впрочем, можно этот текст обставить всяческими режиссерскими трюками. Можно его так режиссерски разукрасить, что будет в какой-то степени это откроет содержание пьесы. Выход, по-моему, только один — найти, в чем, собственно, тут тесное взаимодействие. Дело в том, что Дон-Жуан не может что-либо сделать до того, как они оба не вспомнят свою биографию. Он пока никто.