Необыкновенные превращения «Обыкновенного концерта»
Представим себе на минуту, что около кассы Центрального театра кукол под руководством С. Образцова в очереди за билетами на «Чортову мельницу» встретились два приятеля, два любителя искусства. И так как очередь была немалая, как при всякой новой постановке этого театра, то в ожидании билетов между ними завязался спор о спектакле «Необыкновенный концерт».
Один с жаром утверждал, что среди многих, бьющих в цель пародий на эстрадные штампы, едва ли не первое место принадлежит фигуре конферансье. Он даже в подробностях помнил эту фигуру, вобравшую в себя худшие черты не одного прославленного мастера репризы и анекдота. Щеголеватый зализ на полысевшей в эстрадных боях голове. Атлетические плечи фрака. И тот нагловато-фамильярный тон, который дается лишь непроходимой самоуверенностью и развязной верой в глупость зрителя: «Я для вас не слишком культурен?».
Но напрасны были все доводы. Приятель ничего не хотел слушать и с таким же жаром утверждал, что никакой куклы конферансье вообще не было, а был живой актер, который выходил из-за ширм и вел разговор со зрительным залом. Это был по-своему остроумный и смешной конферанс, но причем тут пародия? Пожалуй, если бы этот спор действительно состоялся, то приятели так и разошлись бы в разные стороны, не поняв друг друга. А между тем ларчик открывается просто: они видели спектакль в разное время.
За восемь с лишним лет, которые прошли с премьеры спектакля, он пережил много превращений. И далеко не самым удивительным из них было то, что нареченный при своем появлении «Обыкновенным концертом» он впоследствии стал называться «Необыкновенным». Куда девался такой остроумный и меткий номер, как певческая капелла? Почему изменился номер чечеточников? Ведь прежде в назойливой одинаковости исполняемой ими под разными названиями чечетки крылся добавочный злой смысл. Теперь это великолепная пародия на чечетку, как таковую. И не больше.
Нет ничего удивительного в том, что «концертная программа» этого спектакля претерпевает изменения. Иначе и быть не может, если коллектив хочет, чтобы спектакль его был не достоянием истории театра кукол, а сохранял живую и острую злободневность. Были в этом спектакле целые номера или части их, которые умерли своей естественной смертью. Нужно ли было, например, оставлять в неприкосновенности текст поэта, который был когда-то гвоздем программы, если высмеиваемые поэтические штампы перестали быть злобой дня? Не нужно и не стоило!
Но вот беда — из текста поэта изъяли все, что устарело, а нового ничего взамен не вставили. Бедняге приходится теперь пропускать чуть ли не по 100 глав своего вдохновенного произведения, чтобы затем произнести всего две строчки..И если прежде сатирическое начало заключено было в самом тексте поэта, то теперь юмор номера кроется... в почти полном отсутствии текста. А разве сейчас мало поэтических штампов, достойных злой пародии?
Впрочем, не будем сваливать вину на театр. Едва ли художники, с такой любовью, остроумием, находчивостью создавшие в свое время это великолепное сатирическое представление, стали бы сами его обеднять. Несомненно, львиная доля вины ложится на тех трусливых «благожелателей» театра, которые, испугавшись жупела «не типично», стали искоренять из спектакля все, в чем был элемент сатиры. Все, вплоть до названия. И таким образом «Обыкновенный концерт», увы, обыкновенный еще и это сей день для тех, кто посещает эстрадные концерты, стал «необыкновенным», стал как бы собранием курьезов и раритетов эстрады, да и то курьезов, по возможности, безобидных. В свое время этот спектакль вышел из боев с «теорией бесконфликтности» с такой «усушкой и утруской», что число его номеров уменьшилось чуть ли не вдвое, а одно время он не шел вовсе.
Потом начался постепенный процесс выздоровления. Теперь на маленькую кукольную эстраду развязной походкой снова выходит нагловатый конферансье, чтобы по обыкновению «развлекать» зрителя своими плоскими остротами. В спектакле появляются и новые номера взамен старых, и среди них очень удачные, как неустрашимый укротитель львов Еврипид Самохин. И все же спектакль несет еще на себе следы суровых бурь. И если театр хочет, чтобы он по-прежнему был и острым и боевым, то к этому надо приложить некоторые усилия. Может быть, возродить в новой редакции такие старые номера, как капелла, исполняющая кантату. И непременно прибавить новые номера, материал для которых эстрада по-прежнему, увы, дает в изобилии. А заодно спектаклю хорошо бы вернуть его прежнее законное имя.