Константин Александрович Зубов. Часть 4

Все части этой статьи: часть 1, часть 2, часть 3, часть 4, часть 5, часть 6.

Нужно ли говорить, что жадная, пытливая, на редкость восприимчивая ^натура Зубова непрерывно обогащалась, что из года в год крепло его мастерство, а главное, совершались открытия — открытия самостоятельные, без которых нет и не может быть мыслящего художника.

Было бы ошибкой утверждать, что творческое возмужание Зубова проходило гладко, без срывов, что длительное пребывание в провинции не накладывало на него свой отпечаток, что, приобретая опыт и профессионализм, он был гарантирован от штампов, почти неизбежных в лихорадочной, спешной и ни на день не прекращающейся сценической работе. Но одно ясно. Так же как и все мы, он был благодарен провинциальным подмосткам, на которых, право же, нередко горел огонь подлинного искусства, где встречались удивительные мастера, обогащавшие друг друга, и на которые изливалась столь щедрая благодарность зрителя.

Уже в те годы, когда режиссура была еще редкой профессией, Зубова потянуло за режиссерский столик, за которым впоследствии, может быть, особенно полно раскрылись его качества организатора, руководителя и педагога.

Когда я еще и еще раз окидываю мысленным взглядом творческую биографию человека, который словно бы призван был стать артистом — и таковым был, я невольно с особым пристрастием пытаюсь разобраться в его режиссерской деятельности. И чем дольше я думаю об этом, чем больше в моей памяти возникает эпизодов и деталей наших встреч на репетициях в театре, тем отчетливее я начинаю понимать, что представление о Зубове-художнике было бы не только не полным, а просто неверным, если исключить из его творческих дел режиссуру.

Режиссерская деятельность Зубова началась задолго до его приезда в Москву, причем началась решительно и неожиданно. Как рассказывают очевидцы, в 1917 году, будучи в Иркутске, Зубов стал одним из инициаторов «свержения» местного антрепренера. Вслед за этим ему пришлось сделаться руководителем и главным режиссером Товарищества драматических артистов города. Зубов отчетливо и ясно чувствовал требования времени, настроение нового зрителя. В репертуар Товарищества сразу же вошли «Вишневый сад», «Мещане», «На дне». Уже одно это свидетельствует о том, Что общественные и гражданские веяния времени не прошли мимо Константина Александровича, заставили его по-новому взглянуть на роль и назначение театра. Это подтверждается и рассказами очевидцев, знавших Зубова как режиссера Первого дальневосточного военно-революционного театра.

В Москве, куда Зубов приехал в 1925 году (он дебютировал в Театре Революции), мне приходилось не раз видеть его и в качестве актера и в качестве режиссера.

Помню, как велись горячие разговоры вокруг поставленных Зубовым в театрах МГСПС и имени Ленсовета спектаклей «Разгром», «Оптимистическая трагедия», «Горячее сердце». И очень хорошо помню, что именно тогда, в тот период, когда верность реалистическим принципам многими бралась под сомнение, постановки режиссера Зубова последовательно отстаивали традиции русского реалистического сценического искусства. Пожалуй, именно это обстоятельство — верность реализму — закономерно привело его на прославленную сцену Малого театра.