Широта ограничения (Н. Велехова, книга "Театр Сатиры"), Часть 2

Начало: часть 1

У режиссеров В. Плучека, С. Юткевича и Н. Петрова при всем своеобразии каждого, при их стилистическом отличии от Маяковского очень родственное поэту по духу, по сути мировоззрение созидательного оптимизма. Даже разгневанные или возмущенные, они из сценического целого, которое создавали, не могли бы изъять, выделить то чувство полноты бытия, ту жизненную силу, которая всегда есть в творчестве художника эпохи общественного подъема. В «Бане» и «Клопе», лотом в «Мистерии-буфф» это и проявилось в самом зерне, в закваске спектакля, в его стиле, в его идее — во всем.
Театр нащупал золотоносную жилу смеха. Это и было прикосновение к резервам эстетики смеха.
Справедливость требует сказать, что это не первая находка, не первый столб, вбитый в точно угаданном участке. Был еще давний успех искателей подлинного смеха, когда играли в театре Поль, Курихин, Хенкин, Кара-Дмитриев, Корф и Рудин. Эти актеры владели секретом смеха, потом они ушли и унесли с собой медоносный рецепт варки волшебного зелья.
Совершенно не случайно период режиссуры В. Плучека совпадает опять с процветанием актерского комедийного начала. Правда, они играют меньше, чем нужно, в этом жанре — Г. Менглет, А. Папанов, А. Миронов, Т. Пельтцер, С. Мишулин, В. Васильева, 3. Зелинская, 3. Высоковский, Р. Ткачук, Ю. Авшаров — именно в жанре смеха; но, наверное, это беда самой комедиографии, в которой комедийное начало часто оказывается подмененным однозначным фельетонным, сатирическим элементом, как, скажем, в «Банкете» или «Чудаке-человеке». В подлинной комедии мы видим настоящее комедийное актерское мастерство, как в «Женитьбе Фигаро» или в «Ревизоре».
Тут мы скажем о В. Н. Плучеке.
Не только потому, что был таким многоцветным смех Маяковского, комедии его удались Плучеку. В самом темпераменте Плучека есть совмещение контрастных окрасок.
Крайняя резкость и крайний лиризм; крайняя заостренность характера и мягкая его человеческая полнота; резкие экспрессивные линии психологического рисунка и богатая живописная техника, допускающая то масло, то акварель, то сангину, то пастель; ирония с уничтожающей ясностью и страстность до патетики —все это мы видим у Плучека в его палитре. В лучших спектаклях эти контрасты дают особое новое качество, а худших у него я сейчас не назову, он давно уже мастер с высокой художественной техникой.
«Женитьба Фигаро» — одно из моих лично любимых произведении Театра сатиры. Плучек угадал в точности, что действие совершается на грани дошедшей до апогея развития аристократической культуры (и режиссером и художником, В. Левенталем, угадано рококо как известная точка развития стиля) и созревшего тоже до крайнего предела третьего сословия. В лице Фигаро оно может одним толчком сбросить с высоты созревший плод. Здесь, в этом единовременном процессе разрушения-созидания, который надо решить в комедийном жанре, и сказался дар Плучека. Он сумел взорвать действие смехом. Он активно разрушает отрицаемое самой историей, но утверждает при этом ценность непреходящей силы творчества, человеческой мысли. Не случаен тут оказался Моцарт, с его гениальной жизненной силой, с его утверждением человеческого начала, которое пребудет во всем и всегда.
О «Женитьбе Фигаро» я могла бы говорить долго, но необходимость сказать основное торопит. В «Ревизоре» была та же определяющая особенность: сатира и гротеск вводились как подрывные начала не в умозрительно данный общественный порядок, а в мир, который нам давался осязательно, предметно, давался тоже через его вещественную эстетическую культуру. Гротеск и сатира Плучека не выступали вне плоти, вне бытия, вне социально-психологического мира, а для обрисовки его и нужны были те разные качества смехового жанра, которыми владеет Плучек. Нужна вся его многоцветная палитра, его переходность от иронии к лирике, от снижения, которое делает фарс, к возвышению, которое есть патетика. Здесь скажем, что патетика была в самой атмосфере крушения гоголевских героев, которые в какой-то момент подавались театром как апостолы старого мира, собравшиеся на тайную вечерю. И эта метафора низвергающейся кровли над головами чиновников, и появление горестного Гоголя в бронзе скульптора Андреева — вот такое отрицание, такое низведение действительно патетично. Низведение патетично, а не патетика рядом с ним.

Продолжение: часть 3