Бегло посмотрела отзывы и рецензии. Больше всего потряс заголовок "Дефицит режиссерских сил в российском театре восполнят из-за рубежа" (МТРК "Мир") - ну ведь не сами телевизионщики это сочинили, ведь кто-то из театра подал эту мысль о дефиците? Чтобы как-то оправдать затраты, что ли? Потому что уж на такую работу режиссеров у нас хоть чем ешь.
Два 40-минутных монолога (режиссер - он же автор пьесы): он, от нее уходящий, и она - вспоминающая все хорошее и поминающая его недобрым (очень) словом. На 5-й минуте монолога Кузичева появилось острое желание застрелиться, но, по неосуществимости оного, решила впасть в спячку и дождаться таки очереди Добровольской, когда, скажем, забегая вперед, он встанет пень пнем и даже бровью не поведет. Скажем прямо: откровенные выяснения отношений - особенно, между мужчиной и женщиной, всегда скучны. Мужчина уходит от женщины тогда и только тогда, когда не хочет с ней больше спать. Свое нежелание он будет непременно маскировать высокопарными речами (один мой приятель, объясняя такой свой поступок в отношении женщины, без которой не мог и минуты пробыть за 20-летнюю совместную жизнь, вздымал руки и кричал: пойми, я с ней задыхаюсь!), но обычно где-то за углом его ждет другая, и, возможно, просто тупая дрянь, но - желанная. Поэтому что бы он ни плел, все это не имеет никакого значения, а лишь сотрясание воздуха. Кузичев воздух сотрясал самым невыгодным образом, т.е. очень реалистично, пафосно и с совершенно стеклянными глазами. К тому же на нем были мерзковатые штаны гнусно-коричневого цвета, и было не только невозможно его слушать, но и глаз на него поднимать не хотелось. Добровольская в это время неплохо играла лицом, хлюпала носом и вообще - переживала. В качестве прокладки меж двумя точками зрения на сцену выбежала стайка детей и под фортепьяно очень мило спела что-то успокоительное, после чего исчезла навсегда.
Потом настало время женской партии. Конечно, Добровольская - хорошая актриса, крепкая, эмоциональная, и все упреки у нее вышли значительно лучше, чем у ее партнера, но тем не менее, зал оживился лишь тогда, когда имя ему, предателю, было найдено - ебучий пиздобол! И чем уверенней героиня это имя вбивала в зрительское сознание, тем веселее становилось в зале. Я совсем не против крепкого словца - хоть в тексте, хоть на сцене, но если оно как луч света в темном царстве, то просто сливай воду. И все же это было, пожалуй, единственное живое слово среди жеваного-пережеваного текста, густо сдобренного (знай наших!) знанием таких терминов, как парадигма и таких картин, как Качели Фрагонара - т.е. интеллектуалу тоже, по идее, должно быть чем поживиться. А также эротоману - ибо щедр был автор на подробности интимной жизни персонажей.
Актеры, как мне показалось, смутно понимали что они играют и зачем. Голосовые модуляции можно было так спокойно поменять местами - где был крик, там можно было бы с тем же успехом прошептать - не изменилось бы ничего. Не знаю, насколько надо быть сентиментальным, чтобы этот напыщенный фальшак хоть как-то воспринять всерьез. Впрочем, думаю, в ШДИ из него могли бы сотворить что-то гротескно-прикольное, но оно им надо? Сидели бы лучше эти французики у себя в Бордо и ублажали бы свою публику, куда более, видимо, привычную к этому еб.чему пи..обольству, чем наши простаки.
30 ноября 2012 - rid_do