Король на бумаге

"Ричард III" в "Сатириконе"

В "Сатириконе" показали премьеру спектакля "Ричард III" в постановке петербургского режиссера Юрия Бутусова. Самого кровавого героя шекспировских хроник сыграл Константин Райкин. Рассказывает МАРИНА ШИМАДИНА.

Первое, что бросилось в глаза при входе в зал,– это огромный черный, пузырящийся, как грозовое небо, бумажный занавес. Мятая бумага – главный элемент сценографии спектакля, придуманной постоянным соавтором режиссера Александром Шишкиным. Из нее был сделан задник с маленькими тюремными окошечками сверху, при контровой подсветке покрывавшийся паутиной складок-трещин, ею же была устлана и сама сцена, на которой паслись картонные птицы и звери. В этом иллюзорном мире происходило какое-то смещение масштабов. На фоне огромных рисованных окон и дверей и массивной железной мебели, гигантского трона, стола двухметровой высоты и составленной из двух длиннющей кровати все люди казались Гулливерами в стране великанов или детьми, решившими поиграть в рыцарей и королей, пока взрослые ненадолго отлучились. Игра, как в детских садистских стишках, вышла кровавой.

Ричард Глостер с самого начала решил играть не по правилам. Обиженный природой, хромой и горбатый, он не считает себя вполне человеком. Свое уродство, отталкивающее от него людей и внушающее ужас и презрение, он делает своим оружием. Раз вы не любите меня, я заставлю вас меня бояться – вот логика этого Ричарда. Впрочем, уродство Ричарда в этом спектакле не так страшно, как его расписывают окружающие и он сам. Константин Райкин не стал повторять игру в монстра, уже пройденную им в "Сеньоре Тодеро", и даже сумел найти некоторую грацию в пластике своего героя. Его движения энергичны и уверенны, он делает зарядку, кувыркается и по-паучьи боком пересекает сцену с проворностью, не свойственной другим персонажам. Со временем про его горб забываешь.

В чем загадка этого человека, игравшего умными и благородными людьми, как куклами, и сумевшего подчинить себе все королевство – вот главный вопрос, который ставит перед собою актер. Ричард Глостер Константина Райкина, похоже, и сам не знает ответа. После очередного злодейства, на миг замерев на авансцене, он сам удивляется, как слепо люди верят его бесконечным обманам и как легко теряют свою волю. Зрителям, наблюдающим за действием со стороны, ответить на этот вопрос легче: просто Ричард – превосходный актер. Когда он в лучших традициях Дон Жуана соблазняет леди Анну (Наталья Вдовина) на могиле ее отца и мужа, им же убитых, он – рычащий и рвущий страсти в клочья трагик, перед таким бешеным напором не устоит ни одна женщина. Когда он ломается, отказываясь принять вожделенную корону, он – смиренный святоша, кормящий картонных голубей, аки Фома Аквинский. Каждую минуту жизни он играет, бросив всю волю и весь талант на достижение одной-единственной цели.

Как бы ни были хороши и убедительны Агриппина Стеклова (королева Елизавета), Денис Суханов (герцог Бэкингем) и Максим Аверин, исполнивший в спектакле сразу три роли – двух братьев и мать Ричарда, их персонажи все равно проигрывают главному герою – просто потому, что не могут его переиграть.

Впрочем, спектакль силен не только актерскими работами, но и красочным, образным театральным языком. Знай перебирай в памяти последовательность сцен – и перед глазами будут вставать яркие картинки. Гигантская тень маленького скрюченного Ричарда с короной на голове. Мистический свет и снегопад, сопровождающий пророчества бывшей королевы Маргариты. Хоровод жертв Глостера, заваливающих его белыми кладбищенскими цветами. Одних убийств в спектакле штук пять, и для каждого режиссер изобрел свой способ. Брата Ричарда, герцога Кларенса, убивают, выплескивая на него из бокалов красное вино. Графу Риверсу отрезают голову, тщательно заматывая ее газетами. Детей Елизаветы душат подушками посреди огромных пузырей, которые вдруг появляются из вспенившейся поверхности сцены. Дружка и пособника Ричарда, герцога Бэкингема, и вовсе хоронят заживо под тяжелыми матами. Впрочем, режиссер не сгущает краски, снижая драматизм веселой музыкой или почти цирковыми репризами вроде той, где Ричард примеряет на себя трон, устраиваясь на нем и так, и сяк, и стоя, и верхом, и никак не может найти удобного положения.

В финале, загнав сам себя в угол, Ричард, как ребенок, прячется под гигантский стол и пытается оправдать свои злодеяния тем первым своим монологом. Но звучавшие так уверенно в начале, эти слова больше его не убеждают. Прорычав свое последнее "Престол мой за коня", Ричард гибнет почти добровольно и роняет оружие перед двумя убитыми им подростками, которые еще не разучились играть и воинственно скачут вокруг него на обыкновенных подушках.

Коммерсант, 28 февраля 2004 года
Источник: http://kommersant.ru/doc/453676