Скрытая перспектива
.jpg)
В "Современнике" в этом сезоне умудрились дважды высказаться на одну из самых горячих тем нашего времени. Сначала ее отчетливо выразил Гарик Сукачев с Михаилом Ефремовым ("Анархия"), а теперь вот Евгений Арье с Чулпан Хаматовой и Сергеем Юшкевичем в спектакле "Скрытая перспектива", премьеру которого сыграли в рамках фестиваля "Черешневый лес".
Это история про особый соблазн: нас соблазняет любовь к жизни, у которой есть много лиц, в том числе - неприятное. Это она, жизнь, покупает нашу отзывчивость, гражданскую и человеческую совесть за успехи на житейской ярмарке тщеславия, или просто - за спокойствие и достаток. Сюжет, известный с древнейших времен, прекрасно выраженный Брехтом, хоть в пьесе про Галилея, вновь обретает пугающую остроту. Пьесу Time stands still современного американского драматурга Дональда Маргулиса (в 2009 году ее ставили в Лос-Анджелесе, а потом два сезона играли на Бродвее) прочитала Чулпан Хаматова, перевел Василий Арканов, а поставил Евгений Арье.
У нас ей дали новое название - "Скрытая перспектива" по имени книги Роберта Капы, "своими работами определившего стилистику военной фотографии" (из буклета к спектаклю). Именно эту книгу дарит в качестве свадебного подарка двум военным фотокорам их старший коллега Ричард. Собственно, и этот жест, как и сам персонаж Александра Филиппенко становятся острейшим пунктом всего спектакля, определяя своего рода точку невозрата. Он - когда-то военный фотограф, а теперь редактор в солидном издании - отлично знает, что значит его компромисс. Он означает, что кто-то другой - к примеру, Сара (Чулпан Хаматова) и ее друг Джеймс (Сергей Юшкевич), отправится в Афганистан и Ирак, Сирию и Чечню. Кто-то другой будет жертвовать жизнью ради снимка, который облетит всю планету и потрясет мир. Едва не погибшую в очередной "горячей точке" Сару выхаживает ее друг Джеймс и мечтает теперь зажить с ней тихой семейной жизнью в Нью-Йорке. А она - тоскует по своей работе, хотя порой ее мучают страшные сомнения в том нравственном выборе, который ей приходится делать каждый день, снимая смерть и боль вместо того, чтобы спасать. Убежденность в необходимости и мучительные сомнения в правомочности создания этих кровавых документов составляют главное интеллектуальное напряжение спектакля.
Не будь этого мотива, спектакль легко мог бы завалиться на один бок - душещипательной мелодрамы. Но театр, решивший поставить пьесу, два сезона шедшую на Бродвее, посвятил ее двум погибшим журналисткам - Анне Политковской и Мари Колвин, погибшей как раз в те дни, когда Чулпан Хаматова пыталась поговорить с ней о своем персонаже. Об это сказано в буклете - впечатляющем продукте. В нем - фотографии наших и западных журналистов, обжигающие документы нескончаемых кровопролитий последнего времени. Но даже собранные вместе, они не толкают нас туда, где находится эта боль. Скорее наоборот - заставляют отгородиться, принять правду милашки-жены Ричарда (Дарья Белоусова): жизнь так прекрасна, нельзя все время находиться возле источника боли и ужаса.
Трудно отрешаться от мысли, что будь мы - и артисты и публика - в самом деле вовлечены в эту адскую молотильню, в экстремальную работу на грани жизни и смерти, мы бы не могли быть столь мелодраматичны и пафосны. Впрочем, режиссеру и художнику Семену Пастуху, сочинившему аскетичное пространство двухэтажного нью-йоркского лофта, ежедневная угроза жизни знакома не понаслышке (оба несколько десятилетий работают в Тель-Авиве). А пафос, который слышен порой в героических интонациях Чулпан Хаматовой, снимается чувством особой нравственной тревоги, которую испытываешь на этом спектакле. Разве вам не знакомо это чувство, когда рядом с вами оказывается пример страстной, опасной жизни тех, кто не равнодушен, кто всегда в "горячих" точках. Эта "скрытая перспектива" нашей с вами жизни, ежеминутно чреватой кошмаром. И вот что тогда выбрать? И где тогда правда?
Источник: Алёна Карась, "Российская газета"