Гришковец и морское братство
Новый спектакль фестиваля NET
У каждого нормального мужчины есть свое безумие. Кто-то собирает монетки, кто-то - марки; другие тратят деньги на охотничьи ружья, третьи скупают географические карты или модели парусных кораблей. Соль увлечению придает его полная практическая бессмысленность - и в этом отношении дредноуты (25 тысяч тонн, десять тринадцатидюймовых орудий, пятидесятисантиметровая броня и скорость в 25 узлов) не хуже и не лучше старых авторучек
Евгений Гришковец, подсевший на морские мастодонты после того, как в его библиотеке появилась посвященная дредноутам книга, попытался создать на этом материале нечто эпическое. Корабли - мужское увлечение, в дредноутах как ни в чем воплощена бессмысленность (гигантские корабли почти не воевали) и упоительная поэзия мужских идеалов. Речь идет о морском (читай - мужском) братстве, о красоте обреченности, о том, что абсурд может быть величественным. Автор спектакля пускает в таз бумажные кораблики, а из специальной установки - дым, размахивает сигнальными флажками и рассказывает зрительному залу историю своих любимых кораблей, от постройки самого первого дредноута до Ютландского боя.
У Гришковца уже появилась своя, обожающая его публика: зал хорошо слушает, смеется, в финале провожает любителя дредноутов аплодисментами. Это все тот же, знакомый по своим первым спектаклям Гришковец: угловатые жесты, с трудом прорывающаяся наружу речь. Исполнитель борется и со словом, и со всей своей несовершенной природой, и получается это плохо. (Так оно и задумано.) Зато Гришковец говорит главное и о главном - перед нами не актер, а естественный человек, вышедший на сцену, чтобы показать залу собственную душу. Гришковец разрушил театральную форму. Он доказал, что исполнитель может быть косноязычным, многословным, непластичным, невнятным. В "Дредноутах" все это, в свою очередь, превратилось в форму новую: раньше Гришковец играл самого себя и говорил то, что приходило ему в голову (за спектаклем стояли годы работы, текст долго переделывался и оттачивался, но впечатление было именно таким). Здесь он играет роль - заикания, неловкие движения рук, сутулость, вся его трогательная и нетеатральная повадка кажутся сценическими приемами.
В прежних своих работах Гришковец рассказывал о себе - и одновременно обо всех нас. В его спектакле каждый ощущал собственное прошлое, запечатленные в нас на генетическом уровне вкусы и запахи советской жизни: неуютный и в то же время родной зимний город с окнами-аквариумами, где теплится чужая жизнь, казавшиеся верхом совершенства мультфильмы. С дредноутами так не вышло. Евгений Гришковец говорит теперь не о нас, а о больших кораблях. При всей иронии (политые бензином бумажные кораблики, вспыхивающие ярким пламенем в жестяном тазу) говорит о настоящем: мужской дружбе, верности морю (идеалу, абсурду, божественному началу - каждый может выбрать то, что для него ближе).
Гришковец поставил себе очень умозрительную задачу - и не сумел ее решить: чуда не получилось, обожающая Гришковца публика хлопала ему только за то, что он Гришковец, - немного сутулый, чуть-чуть нескладный, обаятельный и ни на кого не похожий.
Известия, 20 ноября 2001 года
Алексей Филиппов
Источник: http://izvestia.ru/news/254829