Какие Вуди в Голливуде
В Театре им. Пушкина поставили спектакль "Пули над Бродвеем", в основе которого лежит сценарий одноименного фильма Вуди Аллена. Ироничный взгляд кинематографиста на театральный мир преображен тут самой театральной оптикой.
За что мы любим Вуди? За многое! Но в первую голову за свободу, которой он нас одарил. Вуди объяснил интеллигентным людям (неинтеллигентные догадались самостоятельно), что на свете нет запретных тем. Хотите поговорить о сексе - пожалуйста, о евреях - на здоровье, о прочих нацменьшинствах - тоже не возбраняется. Хотите высмеять католиков, кришнаитов и, страшно, право, вымолвить, феминисток. Смелее, смелее... Политкорректный западный интеллектуал наложил на себя множество всяких табу. Вуди Аллен их отменил. Он вернул интеллектуалам право говорить вслух то, что они частенько думают про себя. Более того, он как дважды два доказал, что над феминистками можно посмеиваться, не впадая в мужской шовинизм, над евреями - не превращаясь в антисемита, а о самых интимных вещах рассуждать, избегая скабрезности.
То, что позволено Вуди, не всегда позволено остальным интеллектуалам. Но ведь им тоже, черт побери, что-то еще позволено в этом политкорректнейшем из миров. В очень смешном фильме "Пули над Бродвеем" кроме двух самых любимых объектов неистощимого вудиалленовского остроумия (секс и евреи) присутствует еще и третий - театр. Местоположение этого театра указано в названии фильма. Жрецы прекрасного явлены тут во всей красе - со всем их сумасбродством, нелепой амбициозностью и верой в свою высокую миссию, впрямую зависящую от величины роли и размера гонорара. Этому насквозь фальшивому миру противопоставлен жутковатый, но куда менее фальшивый мир нью-йоркских гангстеров, где живут по-простому. По понятиям. Явно прозревая будущее современной драматургии, где зэки, гопники и наркоманы пишут пьесы наряду с высоколобыми филологами и часто дают им сто очков вперед (а потому что жизнь знают лучше), Вуди Аллен наделяет подлинным даром лишь одного героя своего фильма - бандита по имени Чич. Это он, бескорыстный служитель Мельпомены, перепишет графоманский опус интеллигентного драматурга по имени Дэвид и не потребует за это ни денег, ни славы. Только пристрелит одну плохую актрису, чтобы не портила спектакль. Ну не интригами же ее со сцены вытеснять.
Молодой и уже не раз с успехом укрощавший пьесы бродвейского образца Евгений Писарев решил перенести фильм Вуди Аллена о театре на сцену театра. И при этом транспонировании - интеллигентном, грамотном, местами даже изящном, с прекрасной сценографией (художник Зиновий Марголин) и хорошо поставленными танцами (режиссер по пластике Альберт Альбертс) - очень смешная история лишилась большей части своего обаяния. Ведь артисты в фильмах Вуди Аллена, как правило, произносят шутки впроброс, с ленцой. Они не ваяют образы. Они смакуют текст. Но вверенные Писареву артисты с ленцой не могут. Они с самого начала существуют на сцене с посылом, форсажем. В случае со стареющей звездой Хелен Синклер (Вера Алентова) это совершенно логично, поскольку сия квинтэссенция актерства и у Вуди Аллена слова в простоте не скажет. Однако прочие персонажи (особенно персонажи фона) стараются не просто зря. Они стараются во вред делу. Тут и продюсер Маркс (Андрей Соколов), и помреж Митч (Алексей Воропанов), и даже сам Чич (Игорь Бочкин), в фильме контрастирующий с шумным театральным закулисьем своей зловещей невозмутимостью, сыграны в истинно бродвейской манере. Все они Актеры Актерычи. Некоторые к тому же заслуженные, а некоторые и народные. Иными словами, создатели спектакля высмеивают то, частью чего по определению являются. Но главная ловушка фильмов Вуди Аллена даже не в этом.
В этих фильмах, если задуматься, есть только один по-настоящему живой и полнокровный персонаж - сам Вуди Аллен. Остальные герои - чаще всего схематичные персонажи его скетчей, обретающие душу и плоть лишь в присутствии режиссера, как кукла обретает жизнь в присутствии кукловода. Даже если Вуди не играет в своих фильмах, он все равно незримо присутствует в них - в монтаже, в постановке камеры, в самой неповторимой ироничной интонации. В спектакле Театра им. Пушкина он зримо отсутствует. Но без него его персонажи так и остаются лишь голыми схемами, блуждающими по сцене в поисках автора. Ставя бродвейские пьесы, Евгений Писарев сам был не лишен вудиалленовской интонации. Тем и спасался. Тут он явно сробел перед великим "жрецом прекрасного". Он отнесся к нему трепетно, сохранив все сюжетные ходы фильма, всех персонажей, все шутки (в том и числе и те, которые беспощадно убивает сцена). Ему, увы, не попался тот Чич, который смог бы переписать этот сценарий для сцены. Вуди вряд ли обиделся бы на такого Чича. Он ведь не просто ироничен. Он самоироничен. Он всему на свете знает цену. Даже себе самому. О чем бы он ни снимал свои фильмы, он все равно снимает их об одном нью-йоркском интеллектуале, который только и может, что смеяться над миром, всякий раз предстающим перед ним в виде нелепой бродвейской пьесы. Вот посмеяться над самим великим пересмешником еще, кажется, никому не удавалось. Жаль. Это ведь единственный способ как-то с ним совладать.
Автор: Марина Давыдова,
Источник: "Известия"