menu-options

В переводе на жреческий

АнтигонаМосковский Театр на Таганке показал премьеру трагедии Софокла "Антигона" в переводе Дмитрия Мережковского. По сложившейся в последние годы традиции Юрий Любимов приурочил премьеру к очередному дню рождения легендарного театра — любимовской Таганке исполнилось 42. Рассказывает РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ.

Современные режиссеры, которые хотят поставить на сцене историю про Антигону, обычно обращаются не к первоисточнику Софокла, а к самой популярной из позднейших переделок античной трагедии — пьесе знаменитого французского драматурга Жана Ануя. Во-первых, язык более близок к современному, а во-вторых, расстановка сил у Ануя понятнее. Античный миф о дочери Эдипа Антигоне, нарушившей запрет правителя Фив Креонта, совершившей похоронный обряд над телом своего погибшего брата Полиника и поплатившейся за это жизнью, Ануй превратил в актуальную для прошлого века интеллектуальную драму о непримиримости личности и государства, о конфликте гражданской совести и большой политики. Правда, в последние годы ставить "Антигону" именно Ануя все сложнее и сложнее.

Время нещадно переставляет акценты в классике XX века, и в диалоге жестокого, заботящегося о порядке в государстве правителя Креонта и принципиальной Антигоны (как бы режиссеры и актеры ни старались доказать обратное) правота как-то сама собой склоняется на сторону отягощенного ответственностью царя, а упертая диссидентка Антигона выглядит в лучшем случае дурочкой, а в худшем — пособницей террориста. Наверное, займись Юрий Любимов "Антигоной" лет эдак 20 или больше назад, он поставил бы именно Ануя. С другой стороны, и сегодня многие, чьи представления о любимовском театре до сих пор питаются впечатлениями N-летней давности, могут вообразить "Антигону" на Таганке как злое, публицистическое обличение государственного насилия. Но ничуть не бывало: если сегодня старый мастер и делает выпады против власти, то разве что в интервью, на правах фрондера со стажем и просто знаменитости. Что касается сцены, то он уже давно ведет на ней разговор не об обществе, а о вечности, о жизни и смерти. Или, если угодно, о самом театре и о ремесле режиссера, которое для Юрия Любимова сегодня означает то же самое, что и жизнь. Трудно, да и просто неумно, судить о сегодняшней Таганке с точки зрения какого-то "театрального процесса".

Спектакли Любимова последних лет — трагические, не поддающиеся однозначной расшифровке, но исполненные театральной витальности фантазии, для которых литературная основа спектакля, будь то пьеса или самим режиссером придуманная композиция, служит лишь первоначальным импульсом. Пространство для своего нового высказывания Любимов представил похожим на святилище. Театральная рампа отменена, зрительный зал уступами широких ступеней сливается со сценой. Публика рассаживается по местам в полной темноте и уже во время спектакля видит, что задняя часть сцены отделена стеной из трех полупрозрачных тонированных створок, каждая из которых может вращаться вокруг своей оси. Там нечто вроде сакрального пространства. Но есть еще и белый киноэкран, несколько раз за время спектакля отрезающий сцену от зала. Юрий Любимов (он на сей раз сам придумал идею сценографии) строит спектакль на чередовании и столкновении черного и белого. И этими же цветами режиссер попросил обойтись Рустама Хамдамова, придумавшего для спектакля элегантные костюмы, в которых античные мотивы не отменяют иронических деталей.

Спор Креонта (Феликс Антипов) и Антигоны (из трех заявленных в программе актрис премьеру играла Алла Трибунская) не слишком интересует режиссера. Не мысль и не слово, но непреложные законы ритуала правят как всегда безупречно выстроенным спектаклем Юрия Любимова. Поэтому четко и громко произносимый текст то и дело переходит в пение-плач (музыку к "Антигоне" написал Владимир Мартынов). Поэтому лязганье железа, плеск воды или дыхание сотрясаемого крутящимися створками воздуха определяют строй спектакля не меньше, чем человеческая речь. А камни-глаза, падающие с лиц на пол и открывающие глаза человеческие, запоминаются больше, чем неоспоримые мудрости автора. Конфликты людей мало что значат, когда речь идет о строгом и истовом служении.

У Юрия Любимова мифологические антагонисты Креонт и Антигона похожи на жрецов конфликтующих друг с другом культов. И кажется, что точность жеста отставленной руки с разомкнутыми пальцами заботит Антигону больше, чем долг перед братом. Что тяжесть собственной поступи для Креонта исполнена большего значения, нежели вложенные в его уста угрозы и приговоры. Этот мир, в котором главным героем является хор, обречен на смерть и неумолимо движется к финалу, в котором зритель видит перед собой не что иное, как царство теней. Кстати, в спектакле Таганки очень важным персонажем становится Гемон (Константин Любимов), сын Креонта, влюбленный в Антигону и умирающий вслед за ней. Одному ему позволены вдруг простые интонации, которые в конечном счете вызывают и у Креонта сожаление о собственной жизни. Однако сделано это едва ли в насмешку, хоть бы и горькую, ведь сценическая тьма поглощает и нераскаявшихся, и раскаявшихся, и вовсе невинных. Юрий Любимов не оставляет зрителям ни надежды, ни иллюзии. Режиссеру сегодня не нужно много времени, чтобы убедительно высказаться: спектакль вихрем проносится за час с небольшим — такой же короткий, как жизнь любой длины.

Источник: "Коммерсантъ"

Еще рецензии на представление «Антигона»

Антигона с Таганки