Цена победы
«Триумф любви» в Театре Наций
В Театре Наций, испытывающем в последнее время особую тягу к болгарской режиссуре, сыграли премьеру спектакля «Триумф любви» по пьесе полузабытого в современном театре французского комедиографа-просветителя Мариво. Настоящим же автором этой постановки стал режиссер Галин Стоев, собравший интернациональную команду: словенская художница Бьянка Аджич Урсулов, бельгийский композитор Саша Карлсон и российские актеры.
Этот спектакль, зрелище удивительно красивое, но и не менее сложное, представляет собой определенное испытание для публики. Настроившимся на легкую манерность французской комедии пришлось несладко – ближе к середине действия послышались топот каблуков и хлопанье дверей. А легкомысленного времяпрепровождения тут, как оказалось, и не предполагалось вовсе. Мариво, как и положено просветителям, отчаянно многословен, отчасти дидактичен и вообще больше склонен к анализу чувств и поступков, нежели к закручиванию лихой сюжетной интриги. Плюс эти бесконечные предыстории, тайны, обманки и переодевания. Все это было бы смешно, когда бы не звучало столь серьезно.
Галин Стоев идет за драматургом и ничего буквально не «осовременивая», меж тем вместе со своей командой предлагает абсолютно современную, жесткую и визуально безупречную конструкцию спектакля, с театральной абстрактностью времени и места. Давние античные приметы остаются разве что в звучании имен: Леонида, Гермократ, Агис. Комедия дель арте, которой Мариво был отнюдь не чужд, здесь куда ближе: вот и в компанию царственно-аристократических персонажей затесался слуга Арлекин. Зеркальный задник и такие же кулисы этих персонажей словно бы множат. Сцена, засыпанная песком и отражающаяся в зеркале, в отдельные моменты напомнит цирковую арену, потом дальний морской берег, потом затерянную пустыню, потом чуть ли не инопланетную поверхность с какими-то дюнами и кратерами.
Сюжет Мариво вроде бы и прост: царица Спарты Леонида, поневоле «узурпировавшая» трон, хочет вернуть его законному наследнику Агису. Попутно в Агиса влюбляется, попутно затевает разнообразные переодевания-обманы, порой довольно жестокие. Комедийность здесь, вероятно, усилиями режиссера, минимизирована, зрительский смех начинает звучать лишь ближе к финалу действия, когда все обманы потихоньку раскрываются, да и актеры чувствуют явное облегчение, поскольку глыбы текста остались позади.
Стоев серьезен и не желает верить в комедийный постулат: «все хорошо, что хорошо кончается». Ему важно исследовать, насколько хороши те средства, которые ведут якобы к благой цели. Леонида—Клавдия Коршунова на пути к восстановлению справедливости и к любовной победе так походя и цинично обманывает прочих, что становится жутковато. Вот она, виртуозно играя в искренность, признается в любви к философу Гермократу—Михаилу Янушкевичу, воспитателю Агиса—Рустама Ахмадеева. Сбрасывает защитный панцирь, демонстрируя полуобнаженное девичье тело, в голосе звучат слезы и страсть. И умудренный философ тут же заметался по сцене, пытаясь справиться сам с собой. То же самое Леонида—Коршунова проделывает с сестрой Гермократа Леонтиной – Татьяной Владимировой, разве что не обнажается, потому что женский пол здесь неуместен. Она для Леонтины – юноша Фокион. Зато с самим Агисом—Ахмадеевым история повторяется. Искренность отрицает саму себя, и уже всем трудно разобраться, где правда, а где – притворство.
И в финале этой истории режиссер награждает Леониду – Коршунову не «триумфом любви», но явным одиночеством Все персонажи, узнав правду и по-своему на нее отреагировав, друг за другом молча покидают сцену. Остаются лишь воины с палками-копьями, которые ворвались сюда, дабы сопроводить Агиса к законному престолу. И она одна среди них, устало сидящая прямо на песке, а взгляд растерян и обречен одновременно. Режиссер здесь сыграл в моралиста, кажется, даже активнее самого Мариво. Но в этом есть определенная честность, даже если она идет вразрез с определенными зрительскими ожиданиями и «кассой».
ПРЯМАЯ РЕЧЬ
Галин Стоев: «Герои у Мариво очень часто предстают перед другими и перед нами, скрываясь за какой-то маской. Они меняются ролями, слуги начинают играть роль господ, а господа — слуг. В «Триумфе любви» они «меняют» пол. Две девочки одеваются как мальчики, до конца пьесы не меняя своего мужского платья. И в пьесах Мариво всегда присутствует какая-то ложь. У него истинная природа всегда скрывается за какой-то маской, что, в общем-то, является и сущностью маскарада, и сущностью театра. Ты можешь познать себя самого и другого человека, узнать истину о себе только посредством маски, только пройдя через обман, через игру, притворяясь кем-то другим. Поскольку, когда ты в маске, ты гораздо свободнее, чем когда «ты» — есть «ты». Потому что «маска» будет за тебя краснеть, как говорится у Шекспира. Но в конце пьесы царице надо перестать быть Фокионом и вернуться в свой реальный мир. И в этом есть трагический парадокс. Игра закончилась, а как жить без игры? Главный вопрос. Так что с одной стороны у Мариво присутствует этакая «легкость», почти несерьезность сюжетов, а с другой стороны именно она, эта легкость, позволяет автору затронуть какую-то глубину, выяснить какую-то фундаментальную правду на счет человеческой природы. Вот такой он странный автор — Мариво».
Ирина Алпатова
05.11.2012
Театрал
Источник: http://www.teatral-online.ru/news/7993/