menu-options

Рыжий

РыжийИдею спектакля на стихи поэта Бориса Рыжего театру «Мастерская Петра Фоменко» предложил Сергей Никитин, написавший музыку для этой постановки. Жанр – «музыкальное путешествие» – определился в ходе репетиций в стажерской группе «Мастерской». Молодым актерам, собранным из разных стран и городов, предстояло понять время 1980–1990-х годов и жизнь в провинциальном городе, который из Свердловска стал Екатеринбургом. Понять предстояло и сам ход перемен, в результате которых гибли бандиты, алкоголики, инвалиды, менты и поэты. Спектакль стажерской группы «Мастерской Петра Фоменко» задумывался как некая проба, домашняя радость, попытка прикоснуться ко времени, которое практически не знал, к жизни города, в котором не жил. Подзаголовок спектакля, точно определивший его настрой и стиль – «как хорошо мы плохо жили», – подсказал ученикам Петр Фоменко. Режиссер спектакля Юрий Буторин в предпремьерных интервью говорил о том, что сочиняли своего «Рыжего» сообща: «Наш спектакль – это коллективное творчество, каждый приложил свою руку. Вместе сочиняли, дописывали, создавали новые песни, помимо тех, которые принес Сергей Никитин. И получилась такая музыкальная солянка. В спектакле использованы не только стихи, но и проза, отрывки из дневников Бориса Рыжего.

Актеры признаются, как трудно было им входить в поэта, в мир Свердловска-Екатеринбурга 1980–1990-х годов («восьмидесятые, усатые, / хвостатые и полосатые. / Трамваи дребезжат бесплатные, / летят снежинки аккуратные»). Жанр спектакля определен как «путешествие». Строгая тонконогая проводница с халой на голове объявит: «Наш поезд отправляется через пять минут, провожающих просят покинуть вагоны». Помост, на котором сидят зрители, вздрогнет, покачнется и поплывет. На остановках будет возникать островок того или иного памятного места города из стихов Бориса Рыжего: общежитие Вторчермета, Парк культуры и отдыха имени Маяковского («Флаги красные, скамейки – синие, / среди говора свердловского / пили пиво в парке имени / Маяковского»), крыша, «Промзона», «Санта-Барбара». Будут возникать местные обитатели: милиционеры, музыканты, девушки, парковые статуи, бабки-торговки, пациенты наркологической клиники, пионеры, глюки, философ из сферы ритуальных услуг и печальный Ангел – любимые персонажи поэта. Юрий Буторин находит точные детали для воссоздания образа конца 1980-х: байковые халаты, пластмассовые браслеты, продранные варежки, вязаные шапки, обрезанный четырехугольный пакет из-под молока, из которого хлещут водяру. Но все натуралистические детальки странным образом только цементируют поэтическую небытовую природу сочиненного поэтом города и мира. Свердловск-Екатеринбург Бориса Рыжего соотнесен с реальным географическим пунктом примерно так же, как пушкинский «гений чистой красоты» с реальной Анной Керн. Городские задворки и парки промыты ностальгической тоской. Бомжи, проститутки, алкоголики и торгаши увидены с той нежностью, что чище любви: «И те, кого я сочинил, / плюс эти, кто взаправду жил, / и этот двор, и этот дом / летят на фоне голубом, / летят неведомо куда / – красивые как никогда».

Лучшие минуты «Рыжего» – минуты чистой поэзии, когда алогично возникает джаз-банд милиционеров или летит над головами прямо в небеса поэт. Лишенный сюжета спектакль держится единством поэтической интонации. В «Рыжем» молодые актеры «Мастерской» доказывают, что умеют не только пластично двигаться, петь, играть на музыкальных инструментах, читать стихи (профессиональные навыки, внушающие уважение), но способны почувствовать и понять поэта, передать самоубийственную нежность его взаимоотношений со временем и согражданами. Эпизод сцепляется со сценкой по созвучию, медленно разворачиваясь в истории гибели поэта. Нынешние ребята пытаются понять ровесника, рано окликнувшего свою смерть: «Рубашка в клеточку, в полоску брючки – / со смертью-одноклассницей под ручку / по улице иду, / целуясь на ходу». И оставившего удивительную предсмертную записку перед тем, как повеситься на собственном балконе: «Я вас всех очень люблю. Без дураков». Поэта Бориса Рыжего играют четверо актеров «Мастерской» (как когда-то в «Послушайте!» Юрия Любимова по сцене ходило пятеро Маяковских). Каждый открывает своего Рыжего: Алкоголика, Сумасброда, Влюбленного, Психа, Кента местных бандюг, Неприкаянную душу: «ничего действительно не надо, / что ни назови: / ни чужого яблоневого сада, / ни чужой любви, / что тебя поддерживает нежно, / уронить боясь. / Лучше страшно, лучше безнадежно, / лучше рылом в грязь». И постепенно возникает образ целеустремленного самоубийцы, платящего нежностью глухому миру, в котором сам не мог дышать. Переломные эпохи – плохое время для поэтов. Их сограждане глохнут в шуме разрушающегося быта, в грохоте ломающихся жизненных пластов. Живут днем сегодняшним, не догадываясь, что единственным оправданием их существования станет – главный местный поэт. Поэтому, возможно, одна из самых радующих примет последних сезонов – возвращение в репертуар театров поэтических спектаклей. Это дает надежду, что сегодняшним поэтам для того, чтобы быть услышанными, не придется расплачиваться жизнью…


Ольга Егошина, Новые известия, 25 марта 2010 года