Пора делать новый шаг (часть 1).

Н. ОЛЬХОВИКОВ, народный артист РСФСР

Этот цирк мы ждали. Мечтали о нем. Говорили, каким он должен быть. И вот он выстроен, уникальный дворец циркового искусства, где, кажется, есть все, что только могут пожелать артист и режиссер для осуществления любых творческих замыслов. Он выстроен, цирк на проспекте Вернадского, и уже самим своим существованием призывает нас к творчеству. Новый цирк с его новыми, небывалыми прежде возможностями настоятельно требует нового содержания. Оно, кстати, и предполагалось всеми нами, это новое содержание, когда задумывался и строился цирк.

Мы дружно говорили, что выросли из того, что делаем сейчас, что нужны новые, крупные номера, масштабные спектакли с применением современных достижений техники. И вот выстроен такой цирк, где все это возможно. И сразу же, между прочим, заставил о многом задуматься. Так, например, в новом цирке успех некоторых номеров не таков, к какому обычно привыкли их исполнители. Дело, очевидно, в том, что, скажем, в старом уютном цирке на Цветном бульваре до зрителей рукой подать. Мы видим их лица, улыбки, как говорится, ощущаем их дыхание. Они словно участвуют вместе с нами в номере.

В новом же цирке все обстоит по-иному. Здесь зритель благодаря масштабам амфитеатра удален от нас. Он хоть и по-прежнему доброжелательный, но несколько сторонний ценитель, который как бы говорит: «Ну-ка, покажи, на что ты способен, а я полюбуюсь!». А потому, мне думается, диалог со зрителем здесь нужно вести только на чисто цирковом языке — с помощью трюка. Даже нюансы, обыгровки должны быть трюковые. Иначе некоторые места в номере будут выглядеть ненужными паузами, а то и просто провалами. (Сказанное ни в коей мере не умаляет значения слова на манеже. В этом смысле творчество Виталия Лазаренко, где слово и трюк были органичны, можно сказать, молекулярно соединены, по сей день остается для нас примером.)

Пусть только не поймут меня так, будто я ратую за то, чтобы номер был набит трюками, как бочка сельдью. В новом цирке, как, пожалуй, ни в каком другом, от номера требуется четкость, композиционная стройность. И чтобы все в нем выглядело не мелко, не дробно, но концентрированно, крупно, с размахом. Здесь опять придется уточнить. Говоря о масштабе номера, я вовсе не имею в виду, чтобы все номера, работающие в новом цирке, были бы групповыми, а реквизит их с трудом помещался бы в пульмановский вагон. Вовсе нет. Масштаб циркового номера определяется другим. Между прочим, это старый и неоконченный спор — что же считать аттракционом? Только ли аппаратурные и многолюдные номера, для подготовки которых требуется подчас антракт? Или же можно причислить к ним отличный, на одного-двух исполнителей, «гвоздевой» номер, идущий каких-нибудь семь-восемь минут, но демонстрация которого является действительной кульминацией спектакля и от соответствующего отношения к которому — а стало быть, не точного нахождения ему места в программе — зависит успех данного представления.

Но продолжу о том, о чем говорил. В программе, в которой работал я в новом цирке, было два воздушных номера, имевших успех. Причем достоинства одного никак не умаляли достоинств другого. Один из них — групповой полет «Галактика». Под куполом нового цирка его участникам было как-то особенно просторно и их сложные, подчас рекордные трюки выглядели очень эффектно. Второй номер — сольное выступление на трапеции Людмилы Канагиной. Хотя артистка работала высоко под куполом одна, она не потерялась в огромном сферическом пространстве. Номер ее, отмеченный классической чистотой, ясностью, смелостью и вдохновением, выглядел крупно, значительно. Здесь не было ничего лишнего, а то, что исполнялось, было точно, по-цирковому рассчитано.

В последнее же время мы, к сожалению, нередко видим номера, создатели которых в погоне за ложно понятой новизной и оригинальностью буквально «надергивают» в них трюки из разных жанров, не понимая, что номер, как живой организм, подвержен трюковой и жанровой несовместимости. Подобные номера, несмотря на нагромождение трюков, этакую «солидность», выглядят мелко, фрагментарно, лишены цельности, органичности и рассыпаются на глазах у зрителей. К тому же, что немаловажно, такое, с позволения сказать, «творчество» ведет к штампу, к иждивенчеству, к легкой жизни, которая в искусстве всегда оборачивается поражением. Не худо напомнить таким артистам, что именно к их номерам приложимо известное выражение: «Не украдено, но и не свое». Конечно, и многие хорошие номера построены на сочетании разных жанров. Но сделано это с тактом и вкусом. А главное — исполнитель в таких номерах виртуозно владеет каким-либо жанром, а дополнительные жанры лишь подчеркивают и усложняют основные трюки.

Продолжение...