Несчастье помогло Вере Алентовой
В Театре им. Пушкина поставили знаменитую пьесу Сэмюэля Беккета "Счастливые дни!". Главную роль в этом почти моноспектакле сыграла Вера Алентова. Трудно представить себе вещи более несовместные, чем актриса Вера Алентова и драматург Сэмюэль Беккет. В их очевидной несовместности, однако, и содержится главный ход Михаила Бычкова. Известный режиссер, прописанный в Воронеже, но все чаще делающий вылазки в обе российские столицы, любит изящные концепции и жанровые смещения. И главное - умеет смещать. На сей раз абсурдистская пьеса великого ирландца превращена им в пасторальную комедию. Беккетовский стоицизм трактован как житейский оптимизм.
Или, может, не трактован, но уж точно заявлен самим выбором актрисы на эту роль. Ведь где бы и кого бы ни играла Вера Алентова, она все равно остается для зрителей Катей Тихомировой. Оскароносной Золушкой отечественного кинематографа, слезам которой поверила не только Москва, но и вся Америка. Эта Золушка точно знает, что терпение и труд все перетрут. Она выстрадает свое женское счастье. Проторит путь к социальным вершинам. Переберет чечевицу. Переполет грядки. Познает самое себя. И даже без феи перебьется. Ну зачем нам фея, когда оттепель на дворе. Житейский оптимизм тут счастливо совпал с социальным. Да в сущности и был продиктован им. Вот и героиня Беккета Винни в исполнении Алентовой тоже не унывает. Жизнь ее не балует. Она затянула ее в первом действии в землю по самую грудь. Во втором - по самую голову. Но Винни крепится. Радуется солнышку. Умиляется встрече с букашкой. Наводит (пока есть чем наводить) марафет. Как в известном анекдоте, потихоньку привыкает к земле. Ничего. Перемелется - мука будет.
Поставим в слове "мука" ударение на втором слоге! Алентова очень здорово передает оптимизм стареющей, но все еще чувствующей себя женщиной женщины. Она жеманничает, рисует губки ярко красным бантиком и, проснувшись, произносит хвалу Творцу, делая полезную для здоровья утреннюю гимнастику. Но в ту метафизическую бездну отчаяния, которая разверзлась перед Беккетом, эта Винни явно не заглядывает. Она попросту не замечает ее. Никакого ощущения остановившегося времени и тьмы, в которой свет не светит. Абсурд жизни равен бытовым трудностям, которые подлежат разрешению и исцеляются утешением. В финале еще один почти невидимый зрителям персонаж пьесы (Вилли), кряхтя, по-пластунски (тоже, знаете, жизнь потрепала) приползет и припадет к своей по уши погрязшей в земле жене.
И они застынут с блаженной улыбкой счастья (семейного тихого счастья) на устах. Видел бы Беккет, как легко и изящно решили его неразрешимые вопросы в Театре им. Пушкина! Он, мистик-скептик, не уверенный в реальности потустороннего мира, но упорно желающий вступить с ним в непосредственный контакт. Католик по своим корням, заявивший как-то раз: "В минуты кризиса от нее не больше пользы, чем от старого школьного галстука". Это он о Библии. "Скорбное бесчувствие", которым полно все его творчество, соседствует с верой в спасительную встречу с запредельным. Даром что ли в пьесах Беккета так упорно появляются моменты, отсылающие нас к знаменитому "амулету" Паскаля (после смерти великого философа и ученого в его одежде была найдена короткая запись на пергаменте, в которой Паскаль зафиксировал опыт своей встречи с живым Богом, пережитый как видение пламени).
У Винни то и дело вдруг загорается зонтик, который она раскрывает над головой. Старик Крэпп ("Последняя лента Крэппа"), давным-давно увидевший некий свет (читай: переживший озарение?), тщетно пытается найти следы этого видения на записанных им когда-то пленках и никак не может найти в себе самом. Пламень на мгновение вспыхнул и угас, и все опять погрузилось в беспросветную темноту. Мерцающее существование Бога. Мерцающее существование смысла жизни. "Кто-то смотрит на меня", - говорит Винни. И через секунду: "А теперь не смотрит". Кто бы это, в самом деле, мог быть? В постановке Михаила Бычкова на сей вопрос не стоит искать ответа. Она вообще не о бытии. Она о жизни. Если в чем и нашел тут воплощение страшноватый мир Беккета, так это сценография спектакля. Земная твердь покосилась. На ней нет ни единого зеленого листка. Лишь лишенные зерен колосья дрожат от любого дуновения, да над головой то и дело летают железные птицы Апокалипсиса. Впрочем, даже этот эсхатологический пейзаж, талантливо воссозданный на сцене Эмилем Капелюшем, не собьет нашу героиню с толку. В ее страстном желании счастья - не только оптимизм Кати Тихомировой. В нем еще немного и оптимизм другого Винни. Того, который не очень ясно понимает, "куда идем мы с Пятачком", но не сомневается, что обязательно достигнет цели.
Автор: Марина Давыдова
Источник: "Известия"