Достоевского сильно омолодили
На премьере в Студии театрального искусства был замечен Геннадий Хазанов.
Талантливому артисту разговорного жанра, вероятно, интересно было посмотреть, как в стране победившей эстрады для народа выглядит небольшой островок, на котором расположился драматический театр для интеллигентных людей. Если вы видели другие спектакли знаменитой Студии и внимательно прочитали 11-ю книгу "Братьев Карамазовых", лежащую в основе новой постановки Сергея Женовача, вы можете легко представить себе и сам спектакль. Его декорация, как всегда, аскетична, манера актерской игры сдержанна, режиссура ненавязчива, атмосфера камерная. Никакой театральной пошлости, никаких радикальных вывертов.
Главные события романа к началу сценического действия уже случились. Федор Павлович убит, Митя в тюрьме ждет суда. В первом акте в центре внимания оказывается брат Алексей. К нему заходят и с ним в диалог вступают другие персонажи романа - Грушенька, г-жа Хохлакова, Лиза, Митя (понятно, что по сюжету сам Алексей приходит к подследственному, но в спектакле именно Митя "заходит" к брату), наконец, Иван. На авансцене стоят скамьи, которые обрамляет невысокая деревянная балюстрада. Герои, оказавшись на подмостках, на секунду застывают перед этой балюстрадой, словно там, в глубине, находится алтарь. Во втором акте действие сосредоточено уже вокруг Ивана. Он беседует со Смердяковым (тот признается в убийстве отца), потом следует знаменитая сцена с Чертом, потом диалог Алексея с Иваном и... фактически гибель последнего. Иван падает на сцену, его окружают прочие персонажи. Падение символизирует полный нравственный крах отпавшего от Бога героя. Прежде затемненный арьер сцены в этот момент заливает свет. Мы ясно видим за балюстрадой зал суда, который поначалу впору было принять за пространство храма, и понимаем, что здесь вершится суд не только земной, но и Божий.
Как всегда в спектаклях Женовача, в "Брате Иване Федоровиче" есть несколько неплохих актерских работ. Это в первую очередь второстепенные герои. Лиза (Мария Курденевич), с детским упрямством обрушивающая на Алексея свои садистические фантазии, ее хлопотливая недалекая мать, г-жа Хохлакова (Ольга Озоллапиня играет ее обаятельной городской сумасшедшей). Очень верную интонацию выбрал для своего героя Александр Прошин. Его брат Алеша менее всего похож на монаха, каким его принято обычно представлять, - просто молодой, доброжелательный парень, наделенный очень здоровым духом и здравым смыслом. Недаром прочих персонажей с их комплексами и фобиями тянет к этому во всех смыслах уравновешенному человеку.
Спектакль можно рекомендовать тем, кто хочет с помощью театра приобщиться к великой русской литературе, а заодно тем, кто хочет понять, как выглядят лучшие плоды русской театральной школы. Но что-то смущает меня в этой работе. Женовач не раз подчеркивал в интервью, что герои Достоевского, которых обычно играют артисты на возрасте, на самом деле очень молоды, как и сами артисты его Студии. Но обаяние молодости тут не искупает отсутствия масштаба. Вот в "Мальчиках", из которых, собственно, и вырос театр Женовача, искупала. Это была сделанная еще в ГИТИСе учебная работа по Достоевскому (тоже по "Братьям Карамазовым"), явно переросшая рамки студенческого спектакля. В данном случае все наоборот: профессиональный спектакль выглядит учебной работой. Особенно это касается героя, имя которого вынесено в название спектакля. Игорю Лизенгевичу явно не по плечу (вероятно, пока не по плечу) Иван Карамазов. Он, скорее, примеряется к роли, чем играет ее.
Спектакль же в целом немного напоминает академические штудии. Подобные штудии хороши и полезны, но решительно оторваны от жизни. Логика их примерно такова. "А что мы сегодня будем рисовать?" - "А давайте выходящую из пены Афродиту". - "Давайте". Есть несколько формальных задач, которые при этом надо решить. Надо хорошо выписать пену, волосы богини, ступню и т.д. Почему сегодня рисуется именно Афродита, а, скажем, не натюрморт с кувшином и тремя яблоками, в рамках учебного процесса не важно. Но для одного из лучших театров Москвы такой вопрос не может не стоять. Почему Студией театрального искусства выбран именно роман Достоевского и именно 11-я книга? Мне скажут, она трактует вечные вопросы бытия. Ответ не только общий, но и не совсем верный. Ведь даже беглого взгляда на нашу действительность достаточно, чтобы несколько усомниться в незыблемости главной формулы Достоевского: "Если Бога нет, то все позволено". Жизнь не то чтобы опровергла этот тезис, но заставила несколько иначе взглянуть на него. Лишила нас возможности твердить его, как мантру.
Порой поражаешься, насколько нравственно нынешнее европейское секулярное общество, в котором отменили смертную казнь, стали заботиться об инвалидах, сирых и убогих, постановили гуманно относиться к сумасшедшим и заключенным. И наоборот - истовая вера одушевляет ныне воинственно настроенных террористов и протестантских фундаменталистов, устраивающих взрывы абортариев. Новейшая история, словно испытывая постулаты великого писателя на прочность, доказывает нам, что вера не есть залог нравственности, а отсутствие ее - не непременный путь к моральному разложению. И вот этого добавочного усилия, этой попытки сопрячь классику с современностью в спектакле, увы, нет. Если в чем я и вижу угрозу для очень мною любимого театра, так именно в академическом герметизме. В том, что Студия театрального искусства, не дай бог, превратится в Штудию театрального искусства, где грамотно и прилежно будут выписаны детали - ступни и кисти рук героев и всякая прочая пена, но где так и не сделан будет главный шаг - из пространства великой литературы в пространство текущей за стенами зрительного зала жизни.
Автор: Марина Давыдова
Источник: "Известия"