menu-options

Вкус и привкус

Вкус и привкус

В «Сатириконе» Виктор Рыжаков поставил «Маленькие трагедии Пушкина»

«Маленькие трагедии» в «Сатириконе» одних раздражают, других завораживают. Я из тех, кто испытал на спектакле и те и другие чувства.

Музыкальный ритм, пластический рисунок, визуальный ряд, общий тон, строй двухчасовой, без антракта, постановки держат тебя в напряжении. Мучительные попытки вслушаться, доискаться смысла в каждую минуту действия, отторгают от происходящего. Четыре драматические сцены —«Скупой рыцарь», «Моцарт и Сальери», «Каменный гость» и «Пир во время чумы» — смешаны в экзотический коктейль, где от каждого ингредиента остается лишь едва различимый привкус. Поначалу думаешь, что же понимают те, кто не читал Пушкина, если ты, знающий эти вещи едва ли не наизусть, к тому же многократно видевший их на сцене, не понимаешь монтажа, связей, переходов. Позже догадываешься, что неофитам в чем-то проще, особенно тем из них, над кем не довлеет рацио. Они доверчивее, открыты эмоционально и легче поддаются энергетическому воздействию. Нет хуже зрителя, чем тот, который постоянно сравнивает, не важно, с текстом оригинала или с виденным ранее. Как известно, опыт — «сын ошибок трудных». Тоже, кстати или некстати, из Пушкина.

Спектаклю предпослан эпиграф: «В настоящей трагедии гибнет не герой — гибнет хор» — цитата из нобелевской лекции другого великого поэта. Он теперь «наше все». Стоит прогуглить эту строку, как вылезает предложение ознакомиться с афоризмами Иосифа Бродского. Обоих «наших» чрезвычайно посмешило бы, какая народная тропа к ним нынче протоптана. Бродский в своей речи этими словами завершает трагический пассаж об истории России в ХХ веке, где десятки миллионов человеческих жизней были загублены миллионами же. Вырванная из контекста цитата несколько изменила свой смысл, переадресуя к античной трагедии, к року. А начинается эта часть нобелевской лекции размышлениями, имеющими куда большее отношение к спектаклю: «Если искусство чему-то и учит... то именно частности человеческого существования. ...Оно вольно или невольно поощряет в человеке именно его ощущение индивидуальности, уникальности, отдельности — превращая его из общественного животного в личность». Правда, для афоризма это размышление не годится.

Итак, всех пушкинских персонажей режиссер Виктор Рыжаков объединил в хор, которому и предстоит погибнуть. Это ощущение роковой обреченности задано с самого начала и подчеркнуто драматургически тем, что обрамлено сценами из «Пира во время чумы», более того, кажется, что все происходит на том пиру. В финале это решение выстрелит с невероятной силой и красотой. Актеры, словно совершая ритуал, сервируют пиршественный стол. Потом появляются из темной глубины сцены. Мужчины во фрачных парах, женщины в алых платьях, уже не персонажи, а исполнители медленно приближаются к порталу. Свет гаснет и вспыхивает мгновенно. Никого. Смолкают звуки, и только стол на авансцене сияет крахмальной белизной скатерти, хрусталем бокалов, серебром блюд и приборов. Точка будет столь яростной, что заставит «обратным» взглядом взглянуть на происходившее. Запоздало примириться с невнятностью и «темнотами» текста. Хотя все же, когда слова говорятся, хочется постигать их смысл, а не внимать им словно музыке.

Хору противостоит герой, которого исполняет Константин Райкин. Не сразу догадываешься, кого именно он играет. Он и Моцарт, и священник, стыдящий пирующих, и, быть может, не уследила за еще чьими-нибудь пассажами, отданными почему-то ему. Но главное, он Некто, пристально наблюдающий за происходящим. Иногда даже кажется, что двигаются и говорят персонажи по его воле или воплощают картины, возникшие в его воображении. И Моцартом-то этот Некто выскакивает на сцену, потому что ему отданы сокровенные слова автора. И тогда понятно, почему Сальери (блестящая работа Одина Байрона) — юнец, нет других в этом хоре, пирует молодость. Этот Моцарт — не светлый гений. Взбесившаяся обезьяна, колючий, едкий и очень уставший. Рискну предположить, что Константин Райкин играет... Пушкина. Того, про которого Анна Ахматова писала в эссе о «Каменном госте»: Пушкина одинокого, разлюбленного толпой, «не услышанного не только современниками, но даже друзьями», предощущающего возмездие за легкомысленную и грешную молодость. Если моя догадка верна, некоторые лирические смыслы спектакля проясняются.

Итоги, 7 ноября 2011 года
Мария Седых
Источник: http://www.itogi.ru/arts-teatr/2011/45/171606.html

 

Еще рецензии на представление «Маленькие трагедии Пушкина»

Капустник во время чумы