Оперуполномоченность
Сегодня — последнее премьерное представление "Детей Розенталя" Леонида Десятникова. Эта премьера уникальна сразу в нескольких отношениях. Во-первых, как первая за несколько десятков лет современная опера, написанная специально по заказу театра. Во-вторых, как первая за гораздо больший срок опера, либретто которой написал литератор такого уровня известности и, в общем, влиятельности, как Владимир Сорокин. И в-третьих, как беспрецедентная попытка ряда общественных деятелей (не хочется продолжать их пиарить, в очередной раз приводя их имена) со скандалом вмешаться в политику Главного театра — и репертуарную, и административную.
Примечательно, что сейчас столь громкий поначалу скандал притих. Но даже при том, что подобного рода вещи у нас забываются поразительно легко и быстро, волнения вокруг "Детей Розенталя" невозможно вовсе сбросить со счетов и забыть, как дурной сон. Главному театру только грозили Уголовным кодексом, а вот организаторов выставки "Осторожно, религия!" Таганский суд таки осудил по самой что ни на уголовной статье — "Разжигание национальной, расовой или религиозной розни". Теперь на очереди следующий аттракцион: "православная общественность" против балета "Распутин".
Конечно, главное — это намерение. Странного происхождения "православная общественность" захотела на пустом месте протестовать против "Распутина" — и протестует, хотя само это якобы кощунственное зрелище является верхом всяческого благонравия. Так и депутаты. Просто страшно подумать, что было бы со столь впечатлительными нашими депутатами, если бы они увидели другие недавние постановки Главного. Например, "Летучий голландец" Вагнера в версии Петера Конвичного. Вы только подумайте: велотренажеры на сцене Главного! Сауна на сцене Главного!
Пьяные моряки на сцене Главного, главной сцене России! Я уж не говорю про остальные театры — про "Геликон-оперу", где "Лулу" Берга ставили в русском переводе, так что со сцены звучали слова и покрепче, чем "паскуда". Или про Новосибирский театр оперы и балета (третий государственный театр по своему официальному статусу), ставивший "Жизнь с идиотом" Альфреда Шнитке: по сравнению с этой оперой "Дети Розенталя" — передача "Спокойной ночи, малыши". Но, может быть, даже лучше, что Дума в этом случае предпочла блистать столь тотальным невежеством. Было бы куда более неприятно, если бы в параллель истории с "Осторожно, религия" нашлась бы какая-нибудь музыковедческая экспертиза, которая бы установила, что да, в партитуре Леонида Десятникова содержатся явные признаки русофобии и бесовщины. (Точно по Далю: "Простолюдин всякое непонятное ему явление называет колдовством и бесовщиной"). И второе. Если бы "Детей Розенталя" не было вовсе, а была бы чопорная премьера какой-нибудь бронебойной классики, не исключаю, что и в этом случае Главный оказался бы виноват. Не из-за "порнографии", так из-за рутины на оперных подмостках.
Если нужно было наехать на руководство Главного, а заодно и на руководство Роскультуры, то все средства сгодятся. Теперь же что сделано, то сделано. Вместо $1 млрд Роскультура и Главный получили на реставрацию вдвое меньше, но зато больше никто не грозит Счетной палатой и Госдума может с чувством выполненного долга заняться чем-нибудь другим. Балетом "Распутин", например. Но это полбеды. Ажиотаж вокруг "Детей Розенталя" обнажил и еще одно пренеприятнейшее обстоятельство культурной жизни. Опера у нас и в самом деле благополучно умирающий жанр. Когда это декларировалось в заблаговременных предпремьерных релизах Главного (мол, если мы не будем ставить современных опер, жанр умрет), было не очень страшно, потому что звучала данная угроза скорее красивой риторикой. Но когда дело подошло ближе к премьере и разгорелась, с позволения сказать, общественная дискуссия, риторика обернулась самой суровой правдой. Ведь как они формулируют свои благие пожелания, все эти тысячи, настаивающие на запрете "Детей": экспериментальным постановкам в Главном не место, экспериментируют пусть на сцене какого-нибудь окраинного ДК. (Было бы, конечно, небезынтересно себе представить, скажем, Питера Селларса или Боба Уилсона осваивающими своей режиссерской фантазией сцену окраинного ДК.)
Главный театр — имперский, он на весь мир должен транслировать образ державного величия России, а допускать в него всяких хулиганов — серьезная порча этого самого величавого имиджа. И знаете, что откроется, если эту болтовню поскрести? Очень личные откроются ощущения, никакого отношения не имеющие в действительности к величию России. Ощущения ребенка, которого повели, достав по случайности билеты, на "Иоланту" или "Евгения Онегина". И вот он ерзает на потертом бархате сиденья и вертит головой: на сцене что-то скучное, какие-то дяди и тети ходят и поют о чем-то своем, взрослом, но зато сколько кругом интересного — и бахрома, и позолота, и люстра с висюльками, и на потолке какие-то еще тети, и все это, конечно, непонятное, но красивое и даже уютное.
И всякий пыльно-плюшевый оперный официоз, вся пресловутая "державность" на самом деле не более чем потакание этому инфантилизму, с годами перерастающему в неискреннее благоговение перед "культурным досугом", а затем и в серенький, занудливый маразм. Отсюда и протест. Как же так, мы хотим красивую жизнь — а вы нам показываете Москву 1990-х. Мы хотим сонно любоваться картонным сценическим благолепием и вполуха слушать певцов, чтобы это наслаждение прекрасным нас не отвлекало от мыслей о своих делишках,— а вы нам показываете площадную драму. Мы хотим, наконец, с придыханием лицемерно восхищаться бессмертной классикой (хотя в глубине души уверены, что телек интереснее) — а вы нам подсовываете какой-то там постмодернизм, какую-то игру аллюзий. Вот это и страшнее, и уродливее, чем кликушеские завывания про бесовщину и русофобию.
Если опера становится старомодным респектабельным увеселением, и только, значит, для большинства наших соотечественников это уже не жанр искусства, а труп, мумия. Но опера — это не мумия. Во всем мире это самая востребованная, самая дорогая, самая открытая, самая живая часть академической музыкальной культуры. И более того: это искусство не для детей, а для взрослых. Если для того, чтобы напомнить об этом, выдуманный клон композитора Мусоргского должен один раз произнести со сцены "бабло" и "тошниловка" — поверьте, это не самая большая цена.
Автор: Сергей Ходнев
Источник: "Коммерсантъ"