Я был директором Главного театра. Часть 4

Хотя там были, скажем, и Дзержинский, Соловьев-Седой — хорошая пьющая компания... Но в то время я не понимал, что такое пьющая компания. Надо сказать, Михаил Иванович сыграл большую роль в моей жизни — и человечески, и музыкально. Он не оставил меня без внимания и в области композиторской — цитировал для меня и Стравинского, и Прокофьева, и Шостаковича, а в то же время его балет "Балда" был, ну скажем, умеренно авангардным. Он был в то время свежей музыкой и с большой изобретательностью написан. Надо сказать, что Михаил Иванович был большой мастер инструментовки. В партитуре Первого фортепианного концерта, которую я писал под его руководством, Михаил Иванович объяснил мне очень многое с точки зрения оркестра. И я бы сказал, что покровительство, которое он мне оказывал, зашло далеко за область отношений учителя — ученика, я испытал на себе человеческое, духовное покровительство. Один очень маленький пример. Перед тем как я приехал в Москву, я получил телеграмму о том, что мне выдается какая-то очень странная стипендия Московской консерватории. Я ведь еще не был студентом Московской консерватории, куда мне там — мальчишка. Это было перед самой реэвакуацией обратно в Москву. Как я позже узнал — это сделал Михаил Иванович. [См. об этом: Первая стипендия Славы Ростроповича // Российская газета. — 31 марта. -1992 г. (Ред.).] Он докладывал по верхам о том, насколько он ценил мой талант и считал правильным меня поддержать материально. Кроме того, Михаил Иванович, я бы так сказал, имел большую возможность нажимать на людей. Там в обкоме через Андрюнину (я помню ее — высокая женщина, я всех запомнил, кто мне помогал) мне выдали ботинки... тоже под влиянием Михаила Ивановича. Вдруг совершенно неожиданно для меня приехала подвода и поставили мне буржуйку. (У нас в доме вода замерзала.) Причем так -за благодарность. Надо сказать, что я в то время так нуждался, что при помощи моей крестной я стал изготовлять коптилки из старых консервных банок и отточенных концов медицинских пробирок. Поскольку брат моей крестной жил в этом же доме — он был доктором, — я у него в сарае нашел огромное количество пробирок. С этих пробирок я стачивал камнем донышко, брал какие-то банки, делал воротничок для этих пробирок, воротничок делал из консервных банок, и потом моя крестная продавала эти коптилки на барахолке. Они освещали мало, но были чрезвычайно экономны — эти коптилки моей системы. Ну вот... так мы и жили. И я должен сказать, что этот период меня очень сблизил с Михаилом Ивановичем. Надо сказать, что была удивительно замечательной его жена, которую, как я сейчас помню, он называл Дасиша. Так мы и с тобой познакомились, когда были еще мальчишками. Если ты помнишь, мы вместе ехали на лошади. Где-то мы встретились в магазине, там стояла лошадь, мы сели на эту лошадь и укатили. И несмотря на то, что это был страшно голодный период в моей жизни, это был период действительно моего становления, потому что после смерти моего отца я должен был зарабатывать деньги. Я даже начал преподавать в музыкальном училище, мои ученики были гораздо старше меня, чуть ли не наполовину; мне было четырнадцать лет, а моим ученикам было лет так под двадцать восемь. Я даже помню, как сидел в комиссии во время экзаменов, я был горд и даже надел красный пионерский галстук, хотя давно уже не был пионером. Но был очень гордым.

Все части книги М. Чулаки "Я был директором Главного театра": 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86, 87, 88, 89, 90, 91, 92, 93, 94, 95, 96, 97, 98, 99, 100, 101, 102, 103, 104, 105, 106, 107, 108, 109, 110, 111, 112, 113, 114.