menu-options

Константин Александрович Зубов. Часть 2

Все части этой статьи: часть 1, часть 2, часть 3, часть 4, часть 5, часть 6.
 

Однако я была бы решительно несправедлива, если бы, зная Константина Александровича на протяжении многих лет, видела и ценила в его творчестве только эти бесспорно дорогие качества артиста. Рядом с ними проявлялись и другие, более серьезные и, может быть, самые дорогие особенности его таланта: верность и правда чувств в самом непринужденном диалоге, значительность характера в самом, казалось бы, «легкомысленном» поведении героя и, наконец, глубина мысли, которая всегда обнаруживала себя в его сценических созданиях. Это уже традиции русской сцены, это влияние учителей Зубова — Петровского и Санина, воспитанного Художественным театром, — это, наконец, след незабвенной встречи Зубова с одним из самых безыскусственных в правде своего творчества русских артистов — В. Н. Давыдовым. Зубову повезло. На протяжении нескольких лет он учился сценическому мастерству у Давыдова. Именно Давыдов научил Константина Александровича самому дорогому в театре — всегда и во всем следовать жизни. До последних лет, вспоминая встречу с гигантом реалистического искусства, Константин Александрович говорил о своем бесконечном преклонении перед этим человеком и артистом, открывшим ему глаза на смысл и назначение искусства, научившим трудом постигать его глубины, преодолевать препятствия и в труде видеть и радость, и долг, и награду художника.

Круг интересов Зубова, артиста и режиссера, не ограничивался исключительно театром. Широкие и многосторонние знания Константина Александровича обнаруживались не только в его театральной и общественной деятельности, но и определяли собой существенные черты его человеческого облика. Остроумнейший и тонкий собеседник, обладающий высокой культурой и эрудицией, человек, воспитанный столь хорошо, что его общение с нами, товарищами по искусству, не заключало в себе ни тени превосходства, ни какого бы то ни было намерения выделяться среди других, Зубов покорял и большой человеческой мягкостью, тактом, которые отнюдь не исключали сильного характера и настойчивой воли.

Эти качества наряду с талантом, необычайной трудоспособностью и деловитостью, очевидно, во многом определили столь блестящую и счастливую творческую судьбу Зубова, который в течение десяти лет руководил коллективом Малого театра.

Но что же такое счастливая творческая судьба? И правда ли, если верить тем, кто ей завидует, что это всего-навсего счастливое стечение обстоятельств и только? Что ж, у Зубова были прекрасные сценические данные! Это и отличная сценическая внешность, и щедрый темперамент, и врожденный, редкий артистизм. Это, разумеется, уже очень много, но сколь часто все мы становились и становимся свидетелями того, как, однажды проявившись, подобные данные, увы, не оправдывали надежд, а их обладатели покидали сцену, так ничего настоящего и не создав. Другое дело — Зубов. Когда сегодня думаешь о том, что задолго до прихода в Малый театр он сыграл уже около четырехсот ролей, поставил немало спектаклей и прожил большую самостоятельную жизнь в искусстве, тогда понимаешь, что помимо врожденных способностей и счастливых обстоятельств Зубову всегда сопутствовали огромная пытливость художника, жадность к работе, стремление постоянно совершенствоваться в своей профессии, стремление проявившееся, кстати сказать, и в том, что он, не задумываясь, по окончании школы оставляет Петербург, оставляет для новых впечатлений и встреч и встает на трудный путь провинциального артиста.