В театре имени Гоголя (Л. Булгак), часть 6.
.jpg)
У этих беззаботных юнцов в «Щедром вечере» — трудная жизнь. Они нарядно одеты и вкусно накормлены, но им всерьез приходится отстаивать право быть самими собой, доказывать, например, что форма и цвет одежды не мешают понимать жизнь и относиться к ней серьезно, что модный костюм не защищает человеческое сердце от страдания и боли. И, модно одетым, им, как всем, приходится бороться за утверждение на земле своего «я». Проблемы эти, столь серьезные и важные, — главные для юного поколения — вызывают легкую улыбку взрослых, которые решают вопросы и потрудней, — и эта улыбка есть в спектакле. Именно она придает ему легкость, именно она делает этот спектакль комедией.
Но молодежь переживает всерьез. Вот почему так постоянно взбудоражен Карел — Ю. Кречетов. Он словно все время ждет окрика, упрека. И все-таки наперекор всему остается самим собой, сыном своего времени. Потому так трогательна в своей печали Маринка — Л. Шапоренко. Прелестная девочка-тюльпанчик, кажущаяся такой хрупкой и так достойно переносящая семейный разлад. Замкнут и насторожен в своем тревожном молчании Двадцатилетний — Ю. Борецкий. Сидит ли он за столом, танцует ли, разговаривает, кажется, что кулаки его все время сжаты. Он не драчун, не забияка, но слишком часто и слишком долго приходилось ему отстаивать свое право быть честным.
Роль Отца исполняет А. Краснопольский. Здесь, в окружении молодых, особенно видны достоинства и недостатки его актерской манеры. Его пожилая успокоенность, его тихая нота — хороший контраст взбудораженной молодежи. Правда, контраст этот слишком силен. Замедленные ритмы, затянутые паузы. Отец скорее кажется дедушкой. А ведь в пьесе он более современен и не так уж уверен в своей правоте. Когда Отец Краснопольского бросается в новогоднюю ночь по чужим домам искать правду юных, то подобный азарт кажется в нем неожиданным. Так просто по чужим домам не побежишь. А в этом Отце не ощущается духа тревоги. Лживость, изворотливость не потрясают его, а только неприятно удивляют, словно он уже привык встречать неожиданности спокойно. Если быть точным, то «Щедрый вечер» — это не первый спектакль театра, отличающийся искренностью и душевностью. Несколько лет назад режиссеры П. Васильев и В. Бортко тоже искренне и лирично поставили пьесу молодого драматурга Р. Назарова «Случайные встречи». Режиссеры и актеры, особенно Л. Голубь и О. Туманов, уловили светлую авторскую интонацию, сердечную, без позы любовь к человеку.
«Сердца трех» — вторая пьеса Р. Назарова, поставленная В. Бортко. И хотя время действия спектакля относится к военным годам, он современен своей героикой — без крика и выспренности. Самое интересное в спектакле — это исполнение трех главных ролей артистами Л. Шапоренко, Ю. Кречетовым и Ю. Мурзиным. Каждый из трех заметен сам по себе, но полностью и до конца понимаешь его только в связи с двумя другими. Вот Борис — Ю. Кречетов. Поначалу кажется — грош ему цена. Бахвал и хвастунишка, грубый я нечуткий, самоуверенный до наглости и не слишком умен. Но вот приходит первая душевная тревога—как-то уж слишком приветливо и заинтересованно разговаривает Лена с этим «музыкантом» Владиком. Уловив эту Ленкину интонацию, Борис замер. В фигуре его сразу появилась беспомощность, и глаза застлало тоской. В тревогах и муках он учится быть чутким. Потом, когда он сбежит с поля боя, эта растерянность, эта тоска, эта беспомощность дойдут у него до предела: еще гран — и человек будет сломан, уничтожен.
Таким находит его Лена в лесу. Лицо разодрано ужасом, в глазах злоба, паника. Война, на которую он шел с таким неразумным бахвальством, обернулась для него, в первые же минуты попавшего под ужасающую бомбежку, не красивой книжной романтикой, а жизнью, состоящей из секунд страха и смерти. И сразу же после этих неимоверных страданий для него наступает счастье любви — встреча с Леной. Молодой актер мог не справиться с этим резким переходом, с этой душевной перегрузкой. Но Кречетов сыграл этот переход легко и без натуги, с подлинным трагизмом. Из испытания страхом, отчаянием, смертью и радостью любви Борис выходит переродившимся. Он словно прожил долгую и трудную жизнь. И каким контрастом этой умудренности звучит над мертвой Леной его мальчишеское, школьное: «Все!» — новые человеческие качества еще не обрели в нем нового языка.
Лена в исполнении Л. Шапоренко — внешне простенькая, такая, каких встречаешь на каждом шагу. Но чувствуется, что живут в ней черты глубокого и сложного человека. Она слушает речи Владика о музыке, о творчестве с любопытством, хотя и чуть отчужденно, как о другом мире, существование которого она чувствует, но дороги туда не знает. В ее любви к Борису есть что-то опекающее, материнское. С ним она сильна. А с Владиком — все время словно в трудной работе. Самая сильная сцена у Шапоренко — в лесу с обезумевшим Борисом. С чуткостью истинно женской Лена говорит, говорит, повторяя одно и то же. кончая мысль и тут же начиная ее снова. Так стараются привести в чувство зашедшегося в истерике ребенка, добираясь до его сознания не словами, а интонацией.