menu-options

Широта ограничения (Н. Велехова, книга "Театр Сатиры"), Часть 3

театр сатирыНачало: часть 1, часть 2

 

В этих работах обнаружилось, как органично актеры владеют своей, неповторимой художественной системой комического. Назову далеко не всех: Фигаро—А. Миронов, граф — В. Гафт, графиня — В. Васильева, городничий— А. Папанов, Хлестаков — А. Миронов, Земляника — Г. Менглет, Судья — Ю. Авшаров... Полнота эстетических ощущений, которые они дают зрителю в комических ситуациях, говорит именно о том, что найдена широкая палитра комического не путем добавления, прибавления, — подлинность комического в его внутреннем многообразии. Мы сочувствуем, мы сопереживаем этим героям не потому, что они правы, но потому что они живы. Мы не их поведению сочувствуем, но мы ощущаем их внутренний мир как реальный, как подлинный, рожденный из всего, что составляет человека. И уже потом мы начинаем оценивать их идеи, их суть, данную сгущенно, гиперболично, и не принимаем ее. Не принимаем с большей полнотой, чем сделали бы по отношению к поверхностно окарикатуренным фигурам.
С чем рядом поставить смех в категориях человеческой жизни? С бытом или с поэзией? С житейским или философским? Конечно, со которой категорией в обоих случаях, но помня о том, что сами эти категории ближе к настоящей жизни, чем мелкое житейское и бытовое.
Смех, комическое, по существу, так же незаурядны и необычны, как патетика и пафос, потому что смеяться — значит подняться над обычным восприятием жизни.
Именно поэтому режиссура и актеры Театра сатиры свободно творят в сфере поэтического трагедийного жанра, лирики и психологической драмы. Стоит вспомнить «У времени в плену» с удивительным гражданским лиризмом и с неизбежной для такой темы патетикой личности и патетикой эпохи, «Интервенцию» с ее монументальным героизмом, «Темп-1929», поэтизирующий время первой пятилетки, или «Таблетку под язык» с глубоким проникновением в социальные вопросы современной психологии, особенно тем, которое дает Г. Менглет — Каравай. Именно это, а не плоское решение типа «Чудака-человека» Азерникова, в котором, да простят мне каламбур, нет ни чудака, ни человека. В работах, которые мы противопоставили «Чудаку-человеку», шлифуется и совершенствуется многоцветность приятия и отражения мира. Правильно найдено, что соседом юмору в репертуаре должна стать не заниженная пьеса, а та неожиданная, поэтическая степень отражения жизни человеческого духа, которая подвластна В. Плучеку в героической драме.
Смех живет в высокой духовной, эмоционально-интеллектуальной сфере человеческого сознания. Художественная линия Театра сатиры позволяет в этом убедиться. Приняв свое ограничение жанром как его глубину, художники театра, как будто следуя мысли Гёте «мастер — в самоограничении», стали благодаря ему мастерами.