menu-options

Ежегодник Малого театра 1955-1956. Деятельность Малого театра в 1955-1956 годах. Проданная колыбельная. Часть 3

Героиня пьесы Лоа очерчена Лакснессом сочувственно и любовно. Это, конечно же, не сатирический образ. В предисловии к русскому изданию пьесы, вышедшему уже после премьеры спектакля, автор сам отмечает: «Я написал «Проданную колыбельную» потому, что мне довелось увидеть много человеческих трагедий — больших и малых, как в жизни отдельных людей, так и в жизни целых наций, — когда люди оказывались вынужденными выбрасывать на рынок, словно ходовой товар, самые дорогие и сокровенные богатства человеческой души». Слово «вынужденными» театр прочертил в спектакле жирным шрифтом. Он с великой охотой взял на вооружение первую половину характеристики Лоа, данной Лакснессом в письме к директору Малого театра М. Цареву: «И, конечно, никогда не забывайте, что она обладает многими прекрасными качествами», в значительной мере опустив вторую половину этой характеристики: «... хотя и является жертвой мелкобуржуазного невежества, лжи и тщеславия». В спектакле Лоа — тоже жертва, но не столько невежества, лжи и тщеславия, сколько трагических обстоятельств, гнусного насилия над человеческой личностью.

Театр выбрал то, что ему было внутренне ближе. Он встал на исконный для Малого театра путь гуманистического оправдания героини. Путь, на который так часто вставала Ермолова, требуя от зрителя «милости к падшим» и стремясь вызвать ненависть к условиям жизни, обрекающим героиню на падение.

В спектакле «Проданная колыбельная» не два, а один адрес для обвинения. Колыбельную не продали — ее купили. Лоа не совратилась — ее совратили, умело и беспощадно пользуясь ее наивностью. И если она ошиблась вначале, то наказание во столько раз превосходит преступную ошибку, что о преступлении вообще нет нужды говорить.

И все-таки где-то в глубине души театр, видимо, чувствовал, что Лоа, скажем, не Лариса Огудалова. Когда та говорит о себе «Я вещь», ее выбор действительно узок до отчаяния: либо с Кнуровым в Париж, либо петля в доме Карандышева. Лоа живет в буржуазной Исландии XX века, и ее не разыгрывают в орлянку, как когда-то разыгрывали Ларису; гораздо больше, чем эта последняя, Лоа — хозяйка своей судьбы.

Но раз это так, как же не оттенить в сценическом рисунке роли тщеславное, мелкое в Лоа, как не заметить душевной червоточинки, скрытой под чистым и обаятельным обликом этой женщины?

Театр словно понимал, что это нужно сделать, но очень уж не хотелось, не находились нужные краски, не поднималась рука. Он, в общем, выбрал вариант Лоа-героини и Лоа-жертвы, но с некоторой внутренней натяжкой, которой сам от себя не скрывал.

Колебания театра сказались наиболее резко в его подходе к финалу спектакля.

У Лакснесса пьеса кончалась тем, что Лоа отвергла мольбы Оули о возвращении в отчий дом и уходила в неизвестность с Роури, восклицая горестно: «Роури, возьми меня с собой туда, туда, где нам обоим место!» Сохранив это восклицание в спектакле, театр обратился к автору с просьбой не отнимать у Лоа возможности получить прощение, сохранить перспективу %е далекого будущего счастья с Оули, которое еще может восстать на обломках их милого, разоренного гнездышка. Первые представления «Проданной колыбельной» шли именно с таким, принятым Лакснессом финалом. Лоа не уходила с Роури, она оставалась, обессиленная, на сцене, в то время как Оули, обнимая ее, подытоживал смысл происходящего гневной репликой: «Это никогда не должно повториться».
 


Другие части этой главы: часть 1, часть 2, часть 3, часть 4, часть 5, часть 6, часть 7, часть 8, часть 9.
Все части книги.