menu-options

Ежегодник Малого театра 1955-1956. Деятельность Малого театра в 1955-1956 годах. Проданная колыбельная. Часть 5

О. Хорькова в роли Лоа привлекает зрителя с первого взгляда. Актрисе необыкновенно удалось передать обаяние этой женщины, прелесть ее материнства, ее чистоту. Когда она поет свою колыбельную песенку, веришь, что это действительно «звуки, выталкиваемые сердцем», как говорится по сходному поводу в «Летописи хутора Бреккукот». Но вот неудовлетворенности своей Лоа актриса почти не оттенила. А Лоа томится, она только закрывает глаза то на одно, то на другое — ведь «все вопросы лишние, когда смотришь на нашего маленького», но она заставляет мужа, обыкновенного шофера в прошлом, носить шляпу, чтоб было сразу заметно, что теперь-то он банковский служащий, и «никогда не упускает случая» напомнить ему, что он простоват и у него деревенские замашки.

Лоа — дочь своего отца, человека, стремящегося всеми способами подняться над положением рядового деревенского жителя. Она его дочь в пьесе, она его дочь и в спектакле, но в том и другом случае это родство проявляется по-разному.

Льоги В. Владиславского — живой человек. Актеру необыкновенно удался этот старый белоголовый чудак, вносящий в любое дело — читает ли он газету, кормит ли кур или рассуждает о политике — энергию, страсть и жизненное полнокровие, которым могла бы позавидовать молодость. Но взгляд Владиславского на образ — добрый взгляд. Его Льоги — большой ребенок. Он чист сердцем, ничего не понимает в жизни, его окружающей, и забавляется, как веселой игрой, своим местечковым политиканством. Да, Льоги своими руками толкает Лоа на скользкий путь поисков успеха и славы, но вины его в этом нет, это как и у нее, лишь заблуждение, ошибка.

В пьесе — сложнее. Конечно, честолюбивые помыслы Льоги, его взгляды наивны по сравнению с О'Фейланом, но это именно он, Льоги, день за днем вбивает в голову дочери мысль о том, что она заслуживает лучшей участи. Это он вносит пылкую страсть в то подобие политической борьбы, которой заняты жители местечка, это он преклоняется перед силой газетной сенсации и всесторонне обсуждает вопрос, как делаются знаменитыми. Льоги заражен всеми буржуазными предрассудками, фальшивыми представлениями о славе, известности, благополучии, и этими представлениями он заражает дочь. Это — вина, и вина серьезная. Очень хорошо, что писатель так зорко видит всю тлетворность буржуазных влияний и на людей иных социальных групп. Но этот мотив не развит в спектакле. Лишь местами, в жестокости спора Льоги и Оули о том, в чем будущее счастье Лоа, или в откровенном восхищении, с каким принимает Льоги дельца «развлекательной индустрии» О'Фейлана, ощущается иная грань этого интересного образа, что сразу делает спектакль сложным, как сама жизнь.

В первой же картине перед Лоа возникают как предостережение два образа — олицетворение ее грядущей судьбы — это Иса и Роури. Оба — в конце того пути, на который только вступает Лоа, оба искалечены тем самым миром, к которому так рвутся и отец и дочь. Далеко в прошлое ушли времена, когда и Иса была такой, какова в первом акте Лоа. Но она была такой, иначе весь образ лишается смысла. Иса — это блестящий туалет и оплеванная душа, самоуверенность и плохо скрываемая горечь, цинизм и тоска по утраченной чистоте. Знаменитой певице Исафольд Торлакиус живется плохо, но Лоа замечает лишь яркое оперение подруги, ее звонкое имя, ее доллары. Отчего Лоа замечает так мало? «Оттого, что наивна и не знает жизни», — отвечает театр. «Но и оттого, что тщеславна и ищет себе той же доли», — неизменно упрямо договаривает автор.
 


Другие части этой главы: часть 1, часть 2, часть 3, часть 4, часть 5, часть 6, часть 7, часть 8, часть 9.
Все части книги.