"КОНСЕРВАТОРИЯ" (1966 год) (Часть 12)

Начало: часть 1, часть 2, часть 3, часть 4, часть 5, часть 6, часть 7, часть 8, часть 9, часть 10, часть 11

В архиве Н. Г. Рубинштейна есть ряд любопытных документов, освещающих его заботу о своих питомцах. Это – переписка с окончившими учениками, работающими в разных городах России или выступающими за рубежом. Так, в письме к певцу И. Б. Байцу в Италию (где тот предполагал выступить с дебютом), Рубинштейн советует не менять методу пения и предостерегает от неверного шага поступления в итальянскую консерваторию. В особенности показательны слова: «Не унывайте и помните, что как бы далеко Вы ни уехали, Вы – не одни будете. Я Вас не оставлю ни советом, ни делом, если Вы не забудете достоинство ученика Московской консерватории». Накануне первого выступления молодого певца он не забывает послать ему телеграмму, а после успешного дебюта – поздравление.
Заботится он и о других воспитанниках консерватории: ободряет певицу О. А. Пускову, поступающую в Киевский оперный театр, обещает похлопотать за певца Л. К. Рабуса в Главном театре.
Зато «измена» Московской консерватории может сделать его врагом молодого артиста. Так получилось с его любимой ученицей А. Ю. Зограф-Дуловой, которой он отдал столько сил и внимания, сделав ее превосходной пианисткой. Эта молодая женщина, чтобы иметь больший успех в Германии, стала брать уроки у пианиста К. Рейнеке. Известие вызвало гнев ее бывшего учителя, пораженного таким поступком, по его словам, «выходящим из ряда всех его наблюдений над неблагодарностью учеников и учениц». «Я ожидал, – пишет он Зограф-Дуловой, – что Вы со временем сделаете честь Московской консерватории… Я Вас более своей ученицей не признаю; не утруждайте меня ни ответом, ни извинениями... Вы для меня больше не существуете...».
Такая бурная реакция была вызвана вовсе не непомерным самолюбием или гордостью, но убеждением, что его ученица не может ничему научиться у педагога академичного направления.
Иное отношение раскрывается в намерении Н. Г. Рубинштейна устроить дальнейшую судьбу одареннейшего его ученика, занимавшегося с ним в последние годы его жизни, – А. И. Зилоти. Предвидя развитие замечательного дарования молодого артиста, Н. Г. Рубинштейн настоял, чтобы он, окончив Московскую консерваторию, отправился к Листу совершенствоваться. А. И. Зилоти живо описывает это: «Когда я еще был учеником Николая Григорьевича Рубинштейна, он решил, что я, пo окончании курса в Московской консерватории, поеду за границу, и поеду именно к Листу, которого он лично знал... По странной случайности я оказался последним пианистом, которого он (Н. Г. Рубинштейн) слушал. Я сыграл; не помню, было ли это хорошо или скверно, но помню, что Н. Г. как-то особенно тихо сидел, слушая меня. Когда я кончил, он, обращаясь к Звереву, сказал: «Вот из-за таких учеников мне и больно, что я не могу быть в консерватории и должен уехать». Мне показалось, что у него были слезы на глазах».
Во всех проявлениях педагогической и воспитательной деятельности Н. Г. Рубинштейна сказывался человек большой души и замечательный артист.
В одном из писем к Н. Ф. Мекк, П. И. Чайковский назвал Н. Г. Рубинштейна «первым пианистом Европы», имея в виду не только его высокие виртуозные данные, но главным образом цельность и зрелость высокохудожественного исполнения.
Описывая в одной из своих критических статей 1874 года игру Н. Г. Рубинштейна, Чайковский говорит: «У г. Рубинштейна замечательно то равновесие различных виртуозных качеств, которое ставит его вместе со старшим братом во главе современных пианистов. Необыкновенная сила тона и размаха умеряется удивительно мягким туше, порывистое вдохновение удерживается в пределах изящного глубоко объективным отношением к исполняемому; техники его стоит на высшей степени развития, но он не жертвует отделке и чистоте деталей высшей целью исполнителя – верной интерпретацией общей идеи исполняемого, словом, превосходная техника идет у него всегда об руку с художественностью и чувством меры». Другие музыканты и деятели искусства той эпохи также чрезвычайно ценили Н. Г. Рубинштейна как исполнителя. Многие отдавали ему предпочтение перед его знаменитым братом.
В многочисленных отзывах и рецензиях на выступления Н. Г. Рубинштейна в Москве и Петербурге критики превозносят его замечательную игру.
Об исполнении Н. Г. Рубинштейном Второго концерта Листа в Петербурге в 1869 году А. П. Бородин писал: «Второй концерт Листа – одно из самых трудных и эффектных фортепианных произведений его, превосходно оркестрованное. Г-н Рубинштейн сыграл его с таким совершенством, что едва ли возможно сыграть еще лучше этого. Сколько тут было силы, энергии, огня и понимания! В игре г. Рубинштейна слышен был не только первоклассный пианист, но и тонкий художник. Виртуозная сторона отодвигалась у него на второй план и уступала место чисто музыкальной. Редко случалось нам выносить такую полноту впечатления при передаче фортепианных произведений».
Высоко оценивал исполнительское искусство Н. Г. Рубинштейна М. А. Балакирев, посвятивший ему своего «Исламея». В лице Н. Г. Рубинштейна это произведение нашло великолепного интерпретатора. Цезарь Кюи писал о младшем Рубинштейне, что он являлся «поистине великим художником-виртуозом».
Подробную характеристику пианистического дарования Н. Г. Рубинштейна дал Г. А. Ларош: «Если когда-нибудь дар виртуоза мог быть назван творческим даром, то именно говоря о Н. Г. Рубинштейне... Волнуя и поражая своих слушателей, он умел оставаться ясным и спокойным; удивительное самообладание, какое-то античное целомудрие и чувство меры соединились в этой игре с титанической силой, с обаятельной, чувственной прелестью... Истинным же царством виртуозности была та колоритная, богатая средствами и эффектами музыка, которая составляет, быть может, самое характеристическое творение нашего века. Бетховена он играл, как и всех, изумительно... но самое сродное и близкое для себя содержание он находил в нашей иной музыке, начиная от 30-х годов. Шопен, Шуман, Антон Рубинштейн, Лист, Чайковский – я никогда не кончил бы, если бы стал здесь перечислять все «создания» великого виртуоза... Говорить ли об его исполнении шопеновской Баркаролы, этом широком потоке богатейшей гармонии, этом свободном и восторженном гимне? Говорить ли об его «созданиях» между сочинениями Чайковского, говорить ли о том, словно из бронзы вылитом могучем образе, который он придал Первому концерту автора? ...Нужно быть великим поэтом, чтобы найти словесную форму, которая могла бы воссоздать впечатление этой изумительной игры!».
Известно, что на Всемирной Парижской выставке 1878 года Н. Г. Рубинштейн выступал с исключительным успехом, в особенности вдохновенно исполнив Первый концерт Чайковского. Общественность французской столицы откликнулась восторженными рецензиями, чрезвычайно высоко оценив его исполнение. Французское правительство наградило русского музыканта орденом Почетного легиона.
Н. Г. Рубинштейн не довольствовался концертными выступлениями в больших центрах. Своей обязанностью, долгом художника-просветителя он считал ознакомление с серьезным искусством любителей музыки в провинции. Неоднократно он предпринимал концертные поездки по России, выступая во многих городах, и всюду имел огромный успех. Горячо сочувствуя современным идеям о необходимости распространения искусства и культуры в широких народных кругах, он стремился к тому, чтобы лучшие классические и современные произведения могли услышать люди, живущие далеко от центра, тянущиеся к культуре и искусству. Эта черта отличала всю деятельность Н. Г. Рубинштейна, и она сказалась в его пианистических выступлениях. Московские газеты подсчитали, что за восемнадцать лет – с 1860 по 1878 год – Н. Г. Рубинштейн как пианист дал двести двадцать два концерта, то есть более двенадцати концертов в сезон.
О репертуаре Н. Г. Рубинштейна можно судить прежде всего по программам его концертов в РМО. Раз в сезон он давал свой бенефисный концерт, в котором исполнялись одно или два симфонических сочинения и основная часть отводилась для его сольной игры. За годы артистической деятельности он исполнил огромное количество произведений классической музыки, пьесы своих друзей – Чайковского, Клиндворта и своего брата. Отличительной чертой его выступлений служило постоянное обновление программ, он почти никогда не повторял произведений, уже сыгранных им в предыдущих сезонах. Обычно он начинал с концерта в сопровождении оркестра. За период с 1864 по 1879 год он сыграл тринадцать концертов: И. С. Баха, Бетховена (№№ 4 и 5), Шопена (№№ 1 и 2), Листа (№№ 1 и 2), А. Рубинштейна (№№3, 4 и 5), Фильда (№1), Чайковского (№1) и «Пляску смерти» Листа. Если прибавить к исполненным в бенефисных вечерах концерты, которые он сыграл в других симфонических собраниях, то число их значительно увеличится.
Но еще более поражает широта масштабов его сольных концертов. Здесь сонаты Бетховена (чаще всего он играл сонаты ре минор ор. 31 № 2 и фа минор ор. 57), Шуберта; «Крейслериана», «Танцы Давидсбюндлеров», Фантазия, три сонаты Шумана; баллады, Баркарола, все скерцо. Фантазия, полонезы и две сонаты Шопена, не считая многих его произведений малой формы; Большая соната и пьесы Чайковского; пьесы А. Рубинштейна; фантазии Листа на темы «Афинских развалин» Бетховена, оперы «Фенелла» Обера; «Лесной царь» Шуберта-Листа, «Мефисто-вальс» и пьесы из «Годов странствий»; «Исламей» Балакирева, виртуозное переложение «Арагонской хоты» Глинки-Балакирева и многое другое.
В своем последнем выступлении 14 марта 1880 года он играл Пятый концерт Бетховена, Большую сонату Чайковского, этюды Шопена, пьесы А. Рубинштейна, парафраз Листа на полонез из третьего акта «Онегина» и виртуозную фантазию Пабста на темы той же оперы.
Приведенные примеры свидетельствуют о размахе пианистической деятельности Н. Г. Рубинштейна.
Он постоянно участвовал также в камерных концертах РМО в качестве солиста-пианиста и исполнителя фортепианной партии в ансамблях Бетховена, Шумана, А. Рубинштейна, Гуммеля и других композиторов.
Московские слушатели надолго запомнили исключительное по силе художественного подъема исполнение им совместно с Ф. Лаубом «Крейцеровой сонаты», а также в ансамбле с другими артистами трио ор. 97 Бетховена и фортепианного квартета Шумана.
Большую часть своих концертов Н. Г. Рубинштейн давал о благотворительными целями. Во время русско-турецкой войны он не раз играл в пользу семей убитых и раненых; постоянно выступал в пользу учеников, в пользу ученической кассы взаимопомощи, для фонда вдов и сирот артистов, основанного по его инициативе в 1868 году.
Рассматривая все эти факты, каждый придет к мысли о настоящем художественном подвиге «московского» Рубинштейна, обладавшего замечательным дарованием, но поставившего его не на прославление собственного имени в Европе, а для развития дела музыкального просвещения в России.
Н. Г. Рубинштейн был талантливым и энергичным пропагандистом симфонической музыки. В Москве каждый сезон он дирижировал десятью-двенадцатью концертами. Так продолжалось свыше двадцати лет.
О дирижерском искусстве Н. Рубинштейна осталось довольно много воспоминаний и статей. Наиболее верную и полную характеристику Рубинштейну-дирижеру дал Чайковский, который писал: «Наблюдая за дирижированием Н. Г. Рубинштейна, я сравнивал его со всеми симфоническими капельмейстерами, которых на своем веку мне удавалось видеть, и мысленно отдавал ему предпочтение перед ними, за исключением разве Вагнера... Рубинштейн, ставящий трудные, новые симфонические сочинения в две репетиции и ставящий их так, что они исполняются, если не всегда безукоризненно, то всегда и уровень с художественными требованиями музыкально-развитой публики, – достаточно доказал нам в течение своей долголетней капельмейстерской деятельности, как он мудро и ловко умеет распоряжаться подчиненными ему оркестровыми силами. Что касается вдохновенности, пылкости, художественности его оркестрового управления, то в этом отношении он артист такой же замечательный, как и в отношении его фортепианной виртуозности».

Продолжение: часть 13, часть 14, часть 15, часть 16, часть 17, часть 18, часть 19, часть 20, часть 21, часть 22, часть 23, часть 24, часть 25, часть 26, часть 27, часть 28, часть 29, часть 30, часть 31, часть 32, часть 33, часть 34