menu-options

Судьба театра, Театр им. Евг. Вахтангова 1913-1996 год. Часть 4

Черные группы мужчин и женщин, словно две стаи хищных птиц, действовали будто по команде: вместе вздыхали, одинаково жестикулировали; «мерная толпа двигалась как одно целое, - писал П. Марков, - когда распадалась, казалось, это разваливается тело и отпадают от него руки и ноги». Здесь, ставя массовые сцены, Вахтангов впервые ввел понятие «точек» - застывших на мгновение мизансцен. Он, как скульптор, лепил из фигур актеров выразительные барельефы. Особенно важны были руки: толпа реагировала на события одновременным движением рук, то удивляясь, то спрашивая, то пугаясь. (Через год он поставит целую «симфонию рук» в спектакле «Гадибук» еврейской студии «Габима». )

Святого Антония играл Юрий Завадский - высокий, стройный, с глубоким голосом, благородно свободный и мягкий в движениях Строгостью и сосредоточенностью полного знания, ясной святостью и верой он контрастировал с окружающим кошмаром механических уродов, и в чудеса его нельзя было не поверить. В финале зал, замирая, испытывал даже какое-то благоговение.

Образ спектакля был простым и ярким, но эта лапидарность невероятно укрупнила пьесу, превращая ее почти в средневековое представление о Добре и Зле. Вероятно, это было заложено самим Метерлинком, сочинившим миракль XX века.

Через три месяца в Первой студии вышел новый спектакль Вахтангова - «Эрик XIV» А. Стриндберга, вновь трагически сталкивавший мертвое и живое. Здесь бились мука и ужас первых лет революции, страх беснующейся толпы. В «мертвом королевстве» лица придворных были похожи на маски, неслышно, как призраки скользили они, перешептываясь, среди кубов, по изломанной площадке. И тосковал среди них, доходя до безумия, несчастный Эрик - Михаил Чехов.

После «Чуда святого Антония» Вахтангов принялся за переработку чеховской «Свадьбы» И вновь, как и в «Чуде...», его режиссерский взгляд оказался насмешливым и жестким: вместо забавного происшествия перед зрителями предстала жизнь бессмысленно уродливая и даже трагичная. Смешное стало страшным.

Ничего живого - люди-монстры, словно механические куклы со стеклянными глазами - «рожи, рыла, хари - и кадриль, как движущее начало их жизни». Смех обрывался, когда обиженный старик - «генерал» протяжно и тоскливо кричал: «Человек! Человек!» Живых людей вокруг не было.

Как в «Чуде» и «Гадибуке» играли руки, так в этом спектакле, вновь напоминая гойевские офорты, «неожиданно, необычно играли на сцене рты, то круглые, широко раскрытые, бессмысленно, тупо орущие нелепое «Ура», то сухие, поджатые, злые, возмущенные недостойным поведением генерала», - вспоминал Б. Вершилов.

Перемена Вахтангова была разительной. Его новый стиль, превращавший выразительную пластику актера почти в танец, стиль, сгущавший реальность до символа, обостренный, трагический, всегда на грани между жизнью и смертью, - ждал названия.

Одни называли его «неореализмом», другие - «натурализмом», но всё не годилось. Сам Вахтангов назвал то, что он делает, странным и эффектным термином «фантастический реализм» - это прижилось (хотя через полтора десятка лет соцреализм придавит).



 


Все части книги "Судьба театра, Театр им. Евг. Вахтангова 1913-1996 год": 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64.
Репертуар Театра имени Евг. Вахтангова 1921-1996 гг.: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10.
Галерея спектаклей Театра имени Евг. Вахтангова 1921-1996 гг.