Я был директором Главного театра. Часть 60
Но вот, распалившись, Хрущев вызвал "на ковер" Маргариту Алигер.
Тяжело было смотреть, как он буквально распял эту хрупкую маленькую женщину, заставил ее битых полчаса стоять навытяжку, пока он выговаривал ей, ставил ей, члену партии, в пример беспартийного Леонида Соболева, которому, дескать, он, Хрущев, верит, а ей не верит!.. Алигер со слезами в голосе убеждала Никиту Сергеевича пригласить ее в ЦК и там поговорить, елико возможно, "на равных"... Эта сцена закончилась лишь тогда, когда за спиной Хрущева Леонид Соболев, не выдержав нервного напряжения, вдруг потерял сознание и его пришлось вынести на носилках.
Однако не все собравшиеся вели себя достаточно кротко: довольно агрессивна была Мариэтта Шагинян, которая громко подавала Хрущеву реплики, вроде того: "А почему в Ереване нет колбасы" и другие подобные, на что Хрущев реагировал весьма раздраженно.
И вот тут-то разразилась гроза! Внезапно разверзлись все хляби небесные и хлынул сплошной поток воды. В одну минуту переполнил тент над столами, и сколько ни старались проворные молодые люди, обслуживавшие встречу, сколько они ни выталкивали длинными шестами провисшие брезентовые резервуары, те вновь и вновь наполнялись ливневым потоком, и мало кому удалось выйти сухим из воды. А Мариэтта Шагинян — старая, тщедушная, но упорная — ушла, как говорят, с дачи пешком, еще до разъезда гостей... "Так кончился пир наш бедою", — вспомнилось мне из Гёте. ["Рейнеке-лис".]
С той поры прошло немало времени, но мысль о необходимости продолжать контакты руководителей партии с творческой интеллигенцией, видимо, не оставляли Хрущева. Он успел посетить несколько художественных выставок, где довольно категорично, в свойственной ему грубоватой манере высказался по поводу некоторых картин и скульптур и неосторожно навесил подчас обидные ярлыки их создателям.
В Президиуме, где состав частично изменился, его идея о новой встрече, задуманной в развитие предыдущей — "дачной", нашла поддержку, и Никите Сергеевичу предоставлялась возможность до конца излить свою душу в высказываниях по коренным вопросам литературы и искусства.
Об этой встрече, состоявшейся в Кремле в начале 60-х годов, уже неоднократно вспоминали ее участники. Всем запомнился, главным образом, резкий, раздраженный тон высказываний Н. С. Хрущева, который чуть ли не с самого начала этого двухдневного "собеседования" (беру это слово в кавычки, потому что слишком уж преобладали здесь монологи на высокой ноте самого Никиты Сергеевича) взял неверный, грубый тон обращения к аудитории. Эстетические принципы, которые можно было проследить в сумбуре его высказываний, достаточно хорошо известны, — это вульгарный натурализм, выдаваемый за "социалистический реализм". При этом он на правах председателя придирался к каждому слову, к каждой оговорке выступавших, поминутно одергивал их репликами...
Встреча происходила в сравнительно небольшом, так называемом Свердловском зале Верховного Совета, с его преувеличенно гулкой акустикой, это, плюс нервозная обстановка, не позволило лично мне (сидевшему вдалеке от президиума) спокойно зафиксировать выступавших и содержание их высказываний. В память мне врезались лишь отдельные эпизоды.
Все части книги М. Чулаки "Я был директором Главного театра": 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86, 87, 88, 89, 90, 91, 92, 93, 94, 95, 96, 97, 98, 99, 100, 101, 102, 103, 104, 105, 106, 107, 108, 109, 110, 111, 112, 113, 114.