Я был директором Главного театра. Часть 109
— Намерен ли наконец Главный театр ставить одноактные балеты Чайковского?
Как всегда, коллегия была очень многолюдная. Не мог же я сказать: "Какие одноактные балеты? У Чайковского нет таких!" Я отвечал:
— Я понимаю, о чем вы говорите. Вы имеете в виду ту музыку Чайковского, которая была приспособлена под балетные номера.
Иногда она ввязывалась неудачно в ответственные разговоры. В Англии мы были приглашены на очень узкую беседу с герцогом Соммерсетским, который попечительствовал над искусством. Я беседовал визави с бывшим культурным атташе в Москве, и он меня спросил:
— Ну почему же у вас не ставятся оперы Вагнера?
И тут в беседу ввязалась сидевшая рядом со мной Фурцева. Не дав мне ответить, она внезапно атаковала атташе:
— Почему вас интересует судьба немецкого композитора?! Вы бы лучше поинтересовались судьбой английских композиторов у нас!
Собеседник совершенно взбеленился:
— Вагнер не немецкий композитор! Вагнер мировой композитор! Гений принадлежит всему миру!
Пришлось мне объяснять, что действительно в театре у нас мало ставят оперы Вагнера, потому что в них большое количество бутафорских сцен, всяких драконов Фафнеров, которые противоречат нашей привычной эстетике, отвращают зрителя. Зато у нас исполняется очень много симфонических фрагментов из опер Вагнера — их исполняют лучшие дирижеры и оркестры. Больше того, ставятся у нас и оперы: "Лоэнгрин", "Нюрнбергские мейстерзингеры". Таким образом, мне с трудом удалось утихомирить возмущенного культурного атташе.
Вспоминаю другой случай, когда в той же Англии она беседовала в моей маленькой ложе, отведенной мне в "Ковент-Гардене", с послом Польши в Великобритании. Мы были вчетвером: посол с женой, Фурцева и я. Посол задал только один вопрос: "Каково отношение в Советском Союзе и, в частности, в Министерстве культуры к Стравинскому?"
Фурцева одобрительно отозвалась о Стравинском, перечислив его где-то в ряду известных советских композиторов между Хренниковым и Молчановым. Но, видимо, поняв, что в средних рядах Стравинскому не удержаться, сказала: "А вот директор Главного театра, он расскажет подробнее". Я не мог сразу после этого провозгласить Стравинского гением и стал изворачиваться: "Стравинский занимает у нас место, подобающее его незаурядному мастерству..." — и так далее. Посол явно не был удовлетворен беседой.
Эти примеры показывают, что она весьма часто садилась не в свои сани, отвечала на вопросы, в которых была некомпетентна, — а это, в свою очередь, позволяло подогревать мысль о том, что я считаю себя умнее ее, — хотя сама же и создавала ситуации, где выглядела глупее, чем была на самом деле. Раздражение передавалось от Фурцевой в отдел ЦК, и наоборот, отдел ЦК подзуживал саму Фурцеву: "Как вы можете терпеть человека, который..." и так далее.
Перед поездкой оперной группы во Францию в конце 1969 года произошел дирижерский кризис. Г. Рождественский был еще главным дирижером, но решил уйти, так как у него возник конфликт с министерством. Фурцева любила Светланова и не любила Рождественского. И тогда вдруг Рождественский уехал в Сочи и прислал телеграмму, что согласен ехать в Париж, но только в качестве главного дирижера, и что он не вернется из Сочи, пока не будет назначен в театр другой главный дирижер.
Все части книги М. Чулаки "Я был директором Главного театра": 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86, 87, 88, 89, 90, 91, 92, 93, 94, 95, 96, 97, 98, 99, 100, 101, 102, 103, 104, 105, 106, 107, 108, 109, 110, 111, 112, 113, 114.