Я был директором Большого театра. Часть 76
Этим "низвержением" объяснялась ее постоянная нервозность, опасение чем-нибудь не потрафить высшему партийному руководству, которое в любой момент могло "спросить" (как она сама часто выражалась) по тому или иному вопросу подведомственного ей непростого хозяйства; и в то же время она до конца своей жизни сочетала эту настороженную угодливость с чисто начальственными замашками, сохранившимися у нее с лучших времен!)
При всем том в ней угадывалось немало чисто женского обаяния, которое особенно проявлялось в редкие часы освобождения от служебной скованности. Так, мне несколько раз приходилось наблюдать Фурцеву в зарубежных поездках, когда она сбрасывала с себя панцирь начальственной неприступности и освобождалась от гнетущей мысли, что ее могут вдруг "спросить"!.. И вот тогда-то представительство нашего министра во главе советских артистических сил становилось просто неоценимым, ибо оно нередко приводило (неофициально, разумеется) к общению чуть ли не на уровне глав правительств! (Здесь без всякой прямой связи я вдруг припомнил, с каким удивлением писала однажды некая французская газета о чудесном превращении советской гостьи — "озабоченной женщины в возрасте", вошедшей в один из парижских салонов красоты, — в "элегантную даму в полном расцвете сил", какой она вышла оттуда через полтора часа!)
А она, надо отдать ей справедливость, действительно умела "носить свою фигуру" и с пониманием подчеркивала достоинства прямой осанки и правильной посадки головы, увенчанной тяжелым узлом светлых волос.
Хочется особо подчеркнуть, что и одевалась Фурцева всегда с большим тактом и понимала толк в туалетах. Был даже случай, когда она посетовала в моем присутствии, что не знает, как отделаться от домогательств одной чиновной дамы, слезно просившей Екатерину Алексеевну включить ее в любом качестве в состав гастрольной груп отъезжавшей во Францию.
— Да как ее можно рекомендовать, и куда — в Париж, если о даже туалетов не умеет носить! — сформулировала свои опасен Фурцева. (Кстати, кто-то из наших артистов назвал домогавшую особу "Фурцевой для бедных", видимо исходя из отдаленного внешнего сходства, и прежде всего из-за приметного блондинистого цвета волос обеих дам.)
Я до сих пор убежден, что мое предложение было абсолютно правильным и что, провалив его, кто-то из главных (или все вместе?) нанес ущерб театру, породил в дальнейшем множество ненужных конфликтов, лишил многих талантливых людей возможности осуществить интересные постановки и тем самым снизил художественный уровень Большого. Если охарактеризовать одной фразой, то система главных — это система монополий, а давно известно, что монополия ведет к застою.
В том, что провалил мой проект кто-то из главных, для меня несомненно. Догадываюсь, как это произошло: разгневанный перспективой лишиться своего главенства Икс прибежал в Отдел культуры ЦК и заявил: "Чулаки решил установить в Большом театре свою диктатуру! Сегодня мы ему уже не нужны, а завтра и отдел ЦК ему будет не нужен!!!" А может, побежали не в отдел ЦК, а выше, и оттуда грозно "спросили" Фурцеву — вот единственное объяснение внезапной перемены ее образа мыслей! (Замечу, что этот Икс в своем гипотетическом доносе отнюдь не был неправ: для того чтобы руководить театром, мне никогда не нужна была профессиональная помощь крупных художественных специалистов из отдела ЦК!)
Все части книги М. Чулаки "Я был директором Большого театра": 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86, 87, 88, 89, 90, 91, 92, 93, 94, 95, 96, 97, 98, 99, 100, 101, 102, 103, 104, 105, 106, 107, 108, 109, 110, 111, 112, 113, 114.