menu-options

Я был директором Главного театра. Часть 97

Те таинственные советники из самого театра, влияние которых впервые проявилось в формуле "педерастическая музыка", продолжали нашептывать что-то Фурцевой. Вдруг она задавала мне неожиданные вопросы: "А какой национальности герои „Лебединого озера"? В какой стране происходит действие? В каком веке?" Когда я изумлялся: а зачем это нужно знать — ведь это сказка, фантазия! — она отвечала: "А как же вы требуете от художников и постановщиков достоверности, если вы даже не знаете, где происходит действие?"

Те же вопросы кто-то поднял на всесоюзном совещании балетмейстеров, на котором обсуждалась новая постановка "Спящей красавицы". Я опоздал. Когда я вошел, меня встретили возгласом: "А вот и директор Главного театра! Сейчас он нам скажет, почему в русском балете "Спящая красавица" нет русского пейзажа? Наших берез, полей?"

На что я сказал:

— Какой русский балет? Какой русский пейзаж? Это произведение русского композитора, но по мотивам французской сказки Перро, и я не могу считать, что принц Дезире и принц Фортюне — персонажи русской сказки. Тем более что и музыка там не русская. Основные темы — это же французские бержеретты!

И я, несколько раздраженный, подошел к роялю и стал наигрывать темы "Спящей красавицы". Но Фурцева меня быстро прервала:

— Ну ладно-ладно, об этом поговорим потом! "Спящую" заново поставил у нас в театре Ю. Григорович.

... Еще в 1959 году в Кремлевском Дворце съездов гастролировал Кировский театр. Привез он и "Каменный цветок" Ю. Григоровича — балет этот всех нас поразил, тем более что недавно в Главном "Каменный цветок" без особого успеха ставил Л. Лавровский.

В конце гастролей, когда я пришел поздравить ленинградцев, К. Сергеев сказал мне, что Григорович — "невозможный человек" и что они все в театре надеются, что он больше не будет работать в Кировском. Тогда я пригласил Ю. Григоровича поставить "Каменный цветок" на сцене филиала. Вскоре закончилось мое первое пришествие в театр, а Ю. Григорович продолжал постановку, она была перенесена на большую сцену и вышла уже без меня.

Разумеется, работа эта вызвала крайнюю ревность Лавровского. Положение в балетной труппе было тяжелое. Труппа была недовольна, так как последние постановки Лавровского оказывались неудачными. Он утратил свой стиль, занимался странными экспериментами: так всемирно известный балет Бартока "Чудесный мандарин" зачем-то превратил в "Ночной город", чем совершенно разрушил цельность балета, превратив романтических горных разбойников в парижских гангстеров. По возвращении моем в театр в конце 1963 года Лавровский был наконец уволен.

Положение с балетом меня особенно волновало, так как балетная труппа чаще ездит на большие зарубежные гастроли — и следовательно, ей особенно нужен новый и блестящий репертуар!



Все части книги М. Чулаки "Я был директором Главного театра": 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86, 87, 88, 89, 90, 91, 92, 93, 94, 95, 96, 97, 98, 99, 100, 101, 102, 103, 104, 105, 106, 107, 108, 109, 110, 111, 112, 113, 114.