Я был директором Главного театра. Часть 37
К этому времени Сория уже разъезжал на солидном лимузине типа "Мерседес", который смело ставил и на набережной Орсе перед зданием МИДа Франции, и в тесном дворике парижской оперы рядом с автомобилями администрации, субподрядчиком которой он считал себя по праву третьей подписи, все чаще стоявшей под иными гастрольными договорами.
Возвращаясь к концертам, устраиваемым для населения рабочего района, прилегающего к зимнему велодрому, я не могу не вспомнить, как в 1958 году познакомился там с Генеральным секретарем КПФ Морисом Торезом.
Стадион еще был загроможден ящиками от окончившейся накануне собачьей выставки, когда под руководством работников постановочной части нашего театра там оборудовалось некое подобие сцены с кулисами и закутками для переодевания и гримировки. Все свободное пространство внутри дорожки трека было разбито на секторы и уставлено скамьями; для почетных гостей были даже предусмотрены ложи перед самой сценой, отделенные друг от друга дощатыми барьерами и снабженные взаправдашними стульями на железных основаниях...
В одной из этих лож сели руководители КПФ во главе с Морисом Торезом, который пригласил меня присоединиться к ним и по ходу концерта объяснять, что к чему. Я до сих пор с огромным удовольствием вспоминаю два часа, проведенные в обществе этого большого дружелюбного человека, который улыбчато подправлял мою, с позволения сказать, "французскую" речь, быстро догадываясь о действительном смысле моих пояснений, когда я очень уж далеко углублялся в дебри вспомогательных предложений. В общем, к концу спектакля мы почти подружились, — если можно применить такое понятие ко взаимоотношениям крупного политического деятеля и руководителя заезжей балетной труппы!
Затем товарищ Торез пожелал поблагодарить артистов и попросил меня проводить его за кулисы. Я взял его под руку, и он, прихрамывая и опираясь на палку, проследовал вместе со мной к проходу, ведущему в помещение, где в ожидании нас уже толпились участники спектакля. Но тут нам путь преградила полиция! — цепочка ажанов в синих мундирах выглядела столь грозной и настроенной на решительные действия, что мы невольно остановились. На помощь нам пришли балерины. Они атаковали полицейских с тыла, висли белыми хлопьями на синих мундирах, а главное, истошно визжали, призывно размахивая руками: "Это наш директор!.. Пропустите нашего директора!" — перемежая малопонятные для ажанов слова столь выразительными жестами, что бравые блюстители порядка дрогнули и я, со своей стороны во всю глотку заявляя о принадлежности к русской труппе, удвоил натиск и, приговаривая: "Этот со мной", — буквально протащил товарища Тореза сквозь кордон полицейских в самую гущу белых пачек.
...С той поры каждый раз, когда я бывал на знаменитом мемориальном кладбище Пер Лашез, я неизменно по нескольку минут останавливался у черной мраморной стелы — места последнего упокоения Мориса Тореза вблизи стены Коммунаров — и предавался воспоминаниям о краткой встрече с ним, живым, при столь необычных житейских обстоятельствах...
Все части книги М. Чулаки "Я был директором Главного театра": 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86, 87, 88, 89, 90, 91, 92, 93, 94, 95, 96, 97, 98, 99, 100, 101, 102, 103, 104, 105, 106, 107, 108, 109, 110, 111, 112, 113, 114.