Я был директором Большого театра. Часть 102
Очевидно, что, возражая против подобных сокращений, журнал объективно стоял на страже незыблемости религиозно-обрядовой концепции "Китежа", как единственно правильной и обязательной для тех, кто берется выносить на театральную сцену это сложнейшее и одно из самых противоречивых произведений нашей оперной классики.
И вдруг — сокрушительный удар по деве Февронии! Оказывается, что та была чуть ли не атеисткой, о чем говорит не кто иной, как... сам Римский-Корсаков! Да-да, в сцене сна-смерти, где Феврония предает дух свой Господу Иисусу Христу ("Ты прими мя, водвори в селеньях", — взывает она), композитором начертана ремарка — "небрежно"!!! Исходя из этого, рецензентка уверенно строит следующую свою ключевую концепцию: Феврония, дескать, не верит в Бога, для нее Бог - это окружающая природа, а имя Божие — лишь привычная присказка, лишенная сколько-нибудь глубокого религиозного содержания. С этих позиций, заручившись столь авторитетной поддержкой, Д. Ромадинова решительно громит постановщиков за небрежение к указаниям самого автора оперы, приведшее к прискорбному искажению основной идеи произведения...
...Признаюсь, как только я прочел в журнале о столь неожиданной ремарке (никем ранее из музыкантов не замеченной!), я бросился листать клавир (Музсектор Госиздата, 1924), раскрыл его в нужном месте и глазам своим не поверил: действительно, черным по белому (точнее, серым по бурому!) в нотах было обозначено "небрежно" - обозначено именно там, где музыка буквально исходит горючими слезами, проникает в глубины кровоточащего человеческого сердца... Никто из тех, кто способен понимать музыку, чувствовать ее, не смог бы поверить столь чудовищному несоответствию!
Но... если на клетке слона видишь надпись "буйвол" — не верь глазам своим. И я сделал то, что сделал бы на моем месте каждый мало-мальски грамотный музыкант, — обратился к партитуре (Издательство Беляева, Лейпциг, 1906). Да, Римский-Корсаков сделал в этом месте ремарку, но не "небрежно", а "набожно"!!! На добрых десяти страницах мусолила музыковедка открытую ею "концепцию", а было ей вовсе невдомек существование самой музыки! Без привычки оказалось ей понимать музыку, верить музыке!..
Ну а как же "толстый" журнал? Ведь в редколлегии там числилось немало имен известных музыкантов, могущих разобраться в том, что "небрежно", а что "набожно". Надо думать, что в целях оперативности статья Ромадиновой была апробирована лишь руководством журнала в лице редактора Ю. Корева и зам. редактора Л. Гениной и еще кое-кого из редакционного аппарата. И хотя Ромадинова давно списана из советского музыковедения (не как автор безграмотных "концепций", а совсем по другой причине), зато Ю. Корев, Л. Генина и еще некоторые критики-теоретики еще до сих пор руководят центральным музыкальным журналом, определяя уровень музыкальной теории, оторванной от музыкальной практики.
Не случайно композиторская общественность не слишком-то жалует свой единственный толстый музыкальный журнал.
Все части книги М. Чулаки "Я был директором Большого театра": 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86, 87, 88, 89, 90, 91, 92, 93, 94, 95, 96, 97, 98, 99, 100, 101, 102, 103, 104, 105, 106, 107, 108, 109, 110, 111, 112, 113, 114.